Биография Януша Корчака: Старый доктор и его дети. Е.Бродский

Как это было на самом деле.

О Януше Корчаке и не только о нём.

Может, в жизни было по-другому,
Только эта сказка вам не врёт…

А.Галич (из поэмы "Кадиш").

Януш Корчак. Человек, которого весь мир знает под этим псевдонимом, давно, ещё при его жизни, стал символом – символом стойкости, самоотверженности, всепоглощающей любви к детям, наконец, просто символом верности. Редко вспоминают о том, что он в оккупированной нацистами Польше был последним офицером, носившим мундир разгромленной польской армии – как он сам говорил "мундир солдата, которого предали". И, конечно, неудивительно, что статьи о таком человеке достаточно часто появляются на страницах газет, в частности и еврейских газет Украины.

К сожалению, иногда эти статьи грешат неточностями – как небольшими, так и весьма серьёзными. К первым я бы отнёс следующее: если авторы подобных статей всё же и упоминают о том, что настоящая фамилия Корчака была Гольдшмит, то всё равно по имени упорно называют его Генриком. И это при том, что он сам в "Воспоминаниях" пишет: "Меня назвали именем деда, которого звали Гершем", именно это имя проставлено в его метрической справке о рождении. Просто в ассимилированной еврейской семье, в которой он родился и вырос, его называли Генриком – на польский манер. Мне могут возразить, что сам Корчак не придавал этому большого значения. Отвечу: во-первых, спорно то, что так уж совсем и не придавал, а во-вторых, факт от этого не перестаёт быть фактом.

Но это, в общем-то, всё так, мелочи, а встречаются и совершеннейшие нелепости. Одна из наших еврейских газет удосужилась написать, что Януш Корчак отказался от предложенного ему спасения (о котором мы ещё поговорим позже) и отправился на смерть в Треблинку "в знак протеста против политики уничтожения, проводимой гитлеровцами по отношению к евреям". Это же надо такое придумать – еврей Герш Гольдшмит идёт на смерть в газовой камере "в знак протеста"! Но и это ещё не предел – другая, не менее уважаемая газета, ничтоже сумняшеся, поведала читателям, что Януш Корчак, не оставив своих воспитанников одних в поезде, уходившем в лагерь смерти, тем самым "исполнил свой христианский долг". Здесь уж совсем, как говорится, комментарии излишни.

Эти перлы, конечно, можно было бы считать просто досадными курьёзами, если бы тема не была столь трагична. Однако, не на них я бы хотел остановиться более подробно, а вот на чём. Чем бы не отличались друг от друга статьи о Корчаке, они, как правило, схожи в одном: из статьи в статью, с упорством, достойным лучшего применения, кочует один и тот же рассказ "очевидца" о добром немецком офицере, якобы предложившем Корчаку возможность остаться в гетто и не ехать вместе с детьми в лагерь смерти. Рассказ этот (в очередной раз он цитируется газетой "ВЕК" №5, 2001г.) – всего лишь одна из красивых легенд, в которые людям всегда хотелось и хочется верить, поэтому они их и создают.

Так вот, этот "рассказ очевидца" на самом деле является отрывком из воспоминаний одного из сотрудников Корчака – Игоря Неверли, впоследствии узника Майданека. В этом отрывке описывается, как рождался сказочно-утешительный вариант трагического финала "Дома сирот". И.Неверли, в данном случае, приводит рассказ другого узника Майданека – некоего Стыцкого, который говорит, что сам "почти что видел", как всё произошло. Примечателен, кстати, вот какой фрагмент этого отрывка: "Ну нет, – крикнул Доктор, – дети – это главное! – и захлопнул за собой дверь вагона изнутри". Вы можете себе представить, как больной, ослабевший от постоянного недоедания шестидесятичетырёхлетний человек сам лихо захлопывает тяжёлую дверь товарного вагона? Но не это самое интересное. Постоянно цитируемый в газетах отрывок почему-то всегда (переписывают его друг у друга авторы, что-ли?) именно этой фразой и заканчивается. Почему? Да потому, что из окончания "рассказа очевидца" явно виден его легендарный характер. Вот оно, это окончание: "Комендант постоял, постоял у вагона, позвал эсэсовцев и что-то им сказал. Ну а потом железнодорожники рассказывали, будто ночью на станции Урле этот вагон отцепили. Эсэсовцы выгнали в поле Доктора с детьми и кричали, чтобы те убирались, куда хотят…".

Упаси меня Б-г хоть в чём-то упрекнуть заключённых нацистских концентрационных лагерей за создание этой и подобных легенд – они им были просто необходимы чтобы выжить, чтобы не потерять надежду на спасение, чтобы остаться людьми в этом аду. Но современные-то авторы газетных статей должны руководствоваться фактами и уж, во всяком случае, корректно относиться к цитируемым источникам.

Вышеприведенным эпизодом, кстати, заканчивается и знаменитый фильм Анджея Вайды о Януше Корчаке. Миф о благородном поступке немецкого офицера фигурирует также в известной книге Ганны Морткович-Ольчаковой, в пьесе немецкого драматурга Эрвина Сильвануса, в романе французского писателя Алена Бюле "Прощание с детьми", в фильме Клода Судерса, снятом по роману Бюле. Но это ведь всё произведения искусства, в которых не обязательно скрупулёзно отражать факты – художник имеет право на вымысел.

Не могу не вспомнить ещё одно произведение о Януше Корчаке – поэму А.Галича "Кадиш". Вот уж где вольно было бы разгуляться так называемому литературному вымыслу, имел автор право – поэму писал, а не исторический труд. Ведь поэтом был Александр Аркадиевич (вечная ему память!), и кто бы мог его упрекнуть за несколько свободное обращение с фактами? Но прошу обратить внимание – как осторожно он подходит к этой теме:

Мы идём по четверо, рядами,

Сквозь кордон эсэсовских ворон…

И бежит за мною переводчик,

Робко прикасается к плечу:

"Вам разрешено остаться, Корчак!"

Если верить сказке, я молчу.

Показательно, что и через три года после гибели "Дома сирот", в 1945 году в Варшаве говорили: "Они живы – Старый Доктор, дети. Их не взял огонь – отступился… Дети живы… И Пандоктор жив. Ходят по сёлам. Где добрый человек живёт – в дверь стучатся… А если злой живёт – не стучатся…". Так рождалась легенда" (Аб Мише "Черновой вариант"). Что поделаешь, люди нуждаются в легендах.

Правда, для полного завершения этой идиллической картины стоит добавить, что эта легенда не помешала жителям польского города Кельце (и не только его) устроить погром и убивать других евреев – тех, которым действительно удалось вернуться домой живыми из нацистских лагерей смерти. Но так уж водится – миф мифом, а жизнь жизнью. Да и не об этом сейчас речь.

Тут я позволю себе несколько отвлечься от основной темы и вспомнить ещё об одной красивой сказке. В харьковской газете "Шалом" (№11, 2000г.) было опубликовано стихотворение А.Проскурнина "Жёлтые звёзды", в котором есть такие строки:

Издан приказ: "Евреям надеть

Жёлтые звёзды. Иначе – смерть!"

Король с королевой (как они смели)

Первыми жёлтые звёзды надели,

А с ними датчане, спокойно и просто

Все надели жёлтые звёзды…

Андерсен, Андерсен, сказочник милый,

Это не сказка. Всё это – было.

Да нет, уважаемые, не было этого, сказки это всё. Датчане, думаю, были бы весьма и весьма озадачены экстравагантностью "нового платья короля" (если уж вспоминать Андерсена), декорированного жёлтым магендавидом и уж точно не последовали бы примеру августейшей четы. Я уж прошу прощения за, возможно, не совсем подходящий к этому, достаточно драматическому сюжету, несколько легкомысленный тон, но, как говорил С.Е.Лец: "Иронии часто приходится восстанавливать то, что разрушил пафос". Поменьше бы пафоса надо, поменьше. Вовсе не в украшении себя жёлтыми звёздами состоял подвиг датчан и их короля Христиана X-го, вовсе не за это, вполне заслуженно, посажены в их честь деревья в Парке Праведников в Яд ва-Шем. Совершенно ни к чему было им нацеплять на себя эти знаки отличия, которым изрядно удивились бы и сами немцы. А дело в том, что оккупационные немецкие власти в Дании (уж не знаю, была ли она в этом плане единственной страной, или одной из немногих) не издавали приказа об обязательном ношении евреями жёлтой звезды или какого-либо другого отличительного знака. Это, конечно, совсем не означает, что датским евреям была уготована нацистами какая-то особая судьба, отличная от судьбы евреев других стран, вовсе нет. Все они, в конце концов, должны были стать жертвами "окончательного решения", но вот жёлтые звёзды – чего не было, того не было. Почему было так – вопрос отдельный, и в рамках данной статьи он рассматриваться не будет.

Евреи же Дании, действительно, почти все были вывезены датчанами за пределы страны – в нейтральную Швецию, и, тем самым, были спасены от депортации и уничтожения. А король Христиан Х, ещё перед этим, личным письмом предупредил Берлин, что любые возможные действия против евреев его страны не только бесчеловечны, но и грозят осложнить будущие отношения между Германией и Данией. Но просто факты – что же, они сами по себе сухи и незавлекательны, вот и пошла гулять по страницам книг и газет романтичная легенда о короле и о его подданных, надевших жёлтые звезды для спасения своих, оказавшихся в беде, сограждан.

Фигурирует она и в знаменитом романе Л.Юриса "Исход", и в повести Б.Хазанова "Час короля". Но последний, используя этот сюжет, всё же пишет о некоей неназванной конкретно (можно сказать, вымышленной) стране, короля которой зовут Седрик Х (а не Христиан, как короля Дании). А вот Б.Сарнов, автор предисловия к книге Б.Хазанова, видимо поддавшись обаянию легенды, пишет: "В действительности всё это, как будто, выглядело иначе. Реальный король надел повязку с жёлтой звездой, подав тем самым пример всем своим подданным", ну и так далее.

Эх, читатели, не стоит изучать по романам Дюма-папы историю Франции, по В.Пикулю – историю России, по Л.Юрису – историю еврейского народа, а по статьям в еврейской прессе Украины – историю жизни Януша Корчака, к рассказу о котором мы и возвращаемся.

Вот что говорит о приведенном выше и широко растиражированном "рассказе очевидца" участник польского Сопротивления Казимеж Дембницкий: "Этот красивый миф оскорбителен для Корчака. Его в разной форме преподносят нам авторы книг о Корчаке, а смысл остаётся один и тот же… Это выдумки и больше ничего. Кто был на Умшлагплаце? Кто может сказать, как было? И кто мог расслышать, что сказал офицер?". И далее он же: "Миф о смерти принижает действительный образ Януша Корчака. Миф о смерти – это как памятник без человека. Нельзя понять Корчака, если не избавиться от излишних мифов о нём. Не всё было так, как говорит легенда…".

Но давайте, однако, хотя бы чисто гипотетически, предположим, что всё же нашёлся такой "добрый" немецкий офицер. Подумаем, что же он мог предложить Корчаку? Остаться в гетто? Ведь он прекрасно знал, что гетто и его обитатели обречены, и что это только небольшая отсрочка, всего лишь вопрос времени, причём очень недолгого. И вся эта "доброта" – до следующей "акции". А финал всё равно для всех был один. Но, конечно, с точки зрения сверхчеловека-арийца, разве мог недочеловек-"унтерменш" отказаться от такого "великодушного" предложения? Пусть твои воспитанники – то, что было не просто смыслом твоей жизни, а самой жизнью – умрут сегодня, а ты – завтра. Не правда ли – щедрый подарок? Чего было больше в таком предложении: великодушия или высокомерного презрения – пусть читатели решают сами. Но мне кажется, что не стоит обольщаться, немногого стоила бы эта немецкая "доброта". Но на самом деле не было даже и этого. А что же было?

У Корчака действительно была возможность уйти из гетто, но всё это было до рокового дня 5 августа 1942 года. Эту возможность ему предлагали участники польского Сопротивления.

Вспоминает Ирена Кшивицкая: "Когда началась депортация евреев, друзья молили и упрашивали Корчака бежать из гетто. Но какой святой убегает от своих мук? Его смерть, разумеется, была не нужна, а сам он мог бы ещё пригодиться другим. Не только же эти сироты были на свете. С точки зрения обычного здравого смысла, смерть Корчака была не меньшим абсурдом, чем самоубийство врача, у которого пациент умирает от неизлечимой болезни. Но такие, как Корчак, думают другими категориями. Разве мог он остаться жить с тем горьким сознанием, что бросил детей в смертный час? И чего уж там душой кривить, именно он нужен был им, чтобы смягчить страшные мучения предсмертного часа".

Казимеж Дембницкий: "Корчак отверг все предложения организаций движения Сопротивления выйти вообще за каменную стену Варшавского гетто, где у него в "Доме сирот" было две сотни детей. У них не было никого, кроме доктора Корчака, их воспитателя, и он любил их той отеческой любовью, без которой не может вырасти и сформироваться ни один человек, способный, как Корчак, нести людям добро. Я хорошо знаю людей, окружавших Корчака, которые много раз убеждали его покинуть гетто. Я тоже отношусь к ним. Осенью 1940 года мы предложили Корчаку бежать из гетто и поселиться у друзей, готовых позаботиться о нём. Корчак не согласился. Не мог он оставить своих питомцев и своих сотрудников на произвол судьбы. Корчак тогда был нужен в гетто". Игорь Неверли: "На Белянах сняли для него комнату, приготовили документы. Корчак мог выйти из гетто в любую минуту, хотя бы со мной, когда я пришёл к нему, имея пропуск на двух человек… Корчак взглянул на меня так, что я съёжился. Смысл ответа доктора был такой: не бросишь же ты своего ребёнка в несчастьи, болезни, опасности. А тут двести детей. Как оставить их одних в запломбированном вагоне и в газовой камере? И можно ли всё это пережить?".

А вот и действительно очевидец – И.Перле: "Горе глазам, видевшим тот ужас. Януш Корчак, сгорбленный, берёт самого маленького ребёнка за руку и идёт вперёд. Идут и несколько медсестёр в белых фартуках, а за ними двести только что причёсанных детей, ведомых на смерть. Со всех сторон детей окружают немецкие, украинские и еврейские полицаи. Тем временем в юденрате узнали о происходящем… Бросились хлопотать, звонить, спасать. Кого спасать? Нет, не двести детей, а одного Януша Корчака. Но он вежливо поблагодарил господ из юденрата и пошёл вместе со своими детьми. Рыдали камни мостовых…".

Не считаю себя вправе говорить что-то о "господах из юденрата". Разные были "господа", разные и юденраты. За две недели до описываемых событий, председатель юденрата Варшавского гетто Адам Черняков, когда немцы приказали ему подготовить отправку на уничтожение транспорта детей, покончил с собой. В предсмертной записке он написал: "От меня требуют, чтобы я собственными руками убивал детей своего народа. Мне остаётся только умереть". На похоронах Чернякова траурную хвалу ему признёс Януш Корчак. Но не об этом сейчас речь.

Вот так это было на самом деле. Не было никакого "доброго" немецкого офицера, а были только Старый Доктор и его воспитанники, которые смогли и в этом аду остаться Людьми.

И здесь мне хочется снова вспомнить поэму А.Галича "Кадиш", в которой есть такие слова: "Когда-нибудь, когда вы будете вспоминать имена героев, не забудьте, пожалуйста (я очень прошу вас – не забудьте!), Петра Залевского, бывшего гренадёра, инвалида войны, служившего сторожем у нас в "Доме сирот" и убитого польскими полицаями осенью 1942 года". А ещё, я думаю, обязательно надо вспомнить и воспитателей "Дома сирот" (почему-то о них всегда забывают), которые пошли на смерть вместе с Корчаком и детьми: Стефания Вильчинская, Генрик Астерблаум, Бальбина Гжиб, Роза Липец-Якубовская, Сабина Лейзорович, Наталья Поз, Роза Штокман, Дора Сольницкая, Генрик Азрылевич, Бронятовская, Штернфальд. Никто из них не думал о себе. Смерть детей лишила бы их смысла жизни. Потому они и пошли за Корчаком и детьми на Умшлагплац.

"… были в гетто и свои крепости – подполье, где готовилось восстание, и совершенно безоружный, беззащитный "Дом сирот" Корчака.

Крепости не только гетто, но и всего человечества, как мы понимаем сейчас" (А.Шаров "Повести воспоминаний").

"И непонятно, зачем сейчас украшать простые истрогие памятники героям цветочками и розовымибантиками, каковыми и являются легенды, подобные приведенным выше? Образы героев от этого отнюдь не становятся более величественными. Да они в этом исовершенно не нуждаются".

Януш Корчак, родился 22 июля 1878, Варшава, умер 6 августа 1942, Треблинка. Педагог, писатель, врач

Янушу Корчаку не раз предлагали уйти из Варшавского гетто: он был знаменит, и многие были готовы его спасти – но спасти можно было его одного, а не вместе с двумя сотнями еврейских сирот.

Праведник – это очень красиво со стороны. Это трагично и кинематографично – марш обреченных сирот варшавского гетто к поезду, увозящему к смерти. Это великий художественный образ: Корчак идет в газовую камеру со своими воспитанниками. В мире есть несколько памятников Корчаку, и каждый из них – памятник этой последней дороге. И это очень страшно представить себе: как ты пойдешь не просто на смерть – ты ведь знаешь, что идешь на смерть, - а как ты пойдешь туда вместе со своими детьми – маленькими, теплыми, доверчивыми. Держащими тебя за руку. Об этом даже думать не хочется, это для ночных кошмаров, после которых просыпаешься с облегчением: уф, приснилось, мне не надо туда идти – и все живы. А праведник просто идет туда, куда его ведет логика его жизни.

Я не очень хочу писать этот текст. Я плачу, когда за него берусь. Корчак – человек уязвимый, сомневающийся, не очень уверенный в своей правоте. Его жизнь – вовсе не восхождение к славе – скорее, череда поражений, сомнений, неправильных выборов – и венчающего их трагического финала.

Он никогда не говорил, что у него есть ответы. Даже свою знаменитую книгу «Как любить ребенка» он начинает так:

«Как, когда, сколько, почему?

Предчувствую множество вопросов, ждущих ответа, множество сомнений, требующих разрешения. И отвечаю:

Не знаю».

И продолжает чудесной апологией этого «не знаю»:

«Я хочу, чтоб поняли и полюбили чудесное, полное жизни и ошеломляющих неожиданностей творческое «не знаю» современной науки о ребенке.

Я хочу, чтоб поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной живой мысли, собственного внимательного взгляда.»

И его знаменитый герой, король Матиуш Первый – не супермен, не абсолютный победитель, а герой заблуждающийся, ошибающийся, падающий; герой, который мучительно ищет, как правильно жить, куда идти, который страдает, падает и поднимается. Ведь, собственно, жизнь из этого и состоит - из этого, а не из триумфального шествия к победе.

Важнее то, как он жил

Воспитанники Корчака, выжившие в Холокосте, когда говорили с его биографами – возмущались: весь мир знает только то, как он умер, но ведь куда важнее, как он жил.

В самом деле: куда важнее, как он жил. О чем говорил с детьми, как строил свои повседневные отношения с варшавскими сиротами, о чем думал, какие проблемы решал, о чем говорил с детьми, когда приходил к ним как доктор. Праведность – она из этого складывается.

Из внимания к ребенку: что с ним? Почему он так плачет? Из внимания к матери: что она заметила? Что она хочет сказать? Что говорят эти записи, которые она считает дурацкими?

Он убеждает своих читателей: будьте внимательны, слушайте детей, смотрите, наблюдайте, думайте. Учит доверять опыту и наблюдению, не бояться, задумываться, мыслить, брать на себя ответственность.

У него нет правильных ответов – только уверенность в том, что они найдутся, если думать, наблюдать и любить.

Псевдоним для изгоя

Жизнь его была не особенно счастливой: детство прошло в зажиточной, интеллигентной семье польских евреев; ребенка держали дома, тщательно оберегая от простуд, заразы, влияния улицы – ему казалось, что он птица в клетке. Отец постепенно сходил с ума, мать боялась доверить ему детей – наконец, его поместили в лечебницу для умалишенных, где он и окончил свои дни. Счета за лечение разоряли семью; постепенно было распродано все имущество; мальчик стал давать уроки – может быть, с этого времени и стал интересоваться детской душой. Уже тогда он научился заинтересовывать своих учеников, завладевать их вниманием и вести за собой. Впрочем, выбирая специальность, он решил быть врачом: врач – это серьезное, настоящее дело.

Мальчика в детстве не звали Янушем Корчаком, он был Генрик Гольдшмидт (Генрик - это польский вариант, назвали его в честь деда – Гирш). К нему рано пришло осознание собственного изгойства: когда он хоронил любимую канарейку и хотел поставить крест на ее могилке, маленький сын привратника сказал, что канарейка еврейская и крест ей не положен.

Ему всю жизнь не давало покоя трагическое семейное наследство: может ли он, сын душевнобольного, еврей в порабощенной Россией Польше, заводить детей, передавать дальше эту несчастную судьбу раба, изгоя, душевнобольного? Он сознательно отказался от семейного счастья и всю жизнь воспитывал чужих детей.

Он сам выбрал для себя польское имя: Януш (в оригинале Янаш или Янош) Корчак был герой исторического романа Юзефа Крашевского «История Янаша Корчака и дочери меченосца». Правда, свои медицинские статьи всегда подписывал «Генрик Гольдшмидт». Вместе с псевдонимом он выбирал и судьбу: рожденный в Польше, говорящий по-польски, он выбрал быть поляком, выбрал любовь к этой стране, этому языку, этому народу, к этой неприветливой и нелюбящей родине. Он выбрал ассимиляцию – и хотя был в Палестине, изучал опыт кибуцев, посещал конференции по сионизму – уже тогда он понял, как пишет его биограф Бетти Джин Лифтон, «что единственный язык, который ему интересен, это язык Детей».

Удивительно в этой биографии, пожалуй, то, сколько раз он, стоя на развилке, мог выбрать сохранение жизни – а выбирал быть вместе с детьми, за которых отвечает. Ему и в середине тридцатых предлагали перебраться в Палестину – а он выбрал оставаться в своем приюте. Ему не раз предлагали уйти из Варшавского гетто: он был знаменитый писатель и знаменитый педагог, и многие были готовы его спасти – но спасти можно было его одного, а не вместе с двумя сотнями еврейских сирот. А он раз за разом выбирал оставаться с ними – потому что нельзя бросать своих детей, когда им тяжело.

Взрослые не слышат детей

По рождению он был подданным Российской империи. Учился в русской гимназии с ее казенными порядками. Едва отучившись на врача, служил в русской армии – был призван в качестве военврача на фронт в русско-японскую войну, бывал в Харбине и Мукдене. Служил военврачом в Первую мировую – у него уже был свой сиротский приют, который ему пришлось оставить на долгих четыре года войны. Он прекрасно говорил по-русски, в его библиотеке было множество русских книг.

Пожалуй, когда он выбирал себе род занятий – а задумывался он прежде всего о писательстве, конечно, - примером для него был русский доктор Чехов. Он, еврей, не знал ни идиша, ни иврита; родным для него был польский, родной страной – Польша; еврейских детей он старался приобщить к радости и музыке польского языка. Когда ему предложили однажды сравнить в газетной статье польских детей и еврейских – и с теми, и с другими он уже работал в летних лагерях – он сердито ответил, что и те, и другие одинаково смеются и плачут в одинаковых обстоятельствах.

Он вообще не делил детей по национальностям. Он просто ходил по домам и лечил детей, и задумывался о том, как помочь этим детям: даже если их вылечить сейчас, кто избавит их от сырых подвалов, где они живут, от криминальной среды, от соломенных подстилок, на которых они спят? Если лечить детей – надо как-то лечить и общество, в котором они живут. Впрочем, все чаще он задумывался над тем, что для того, чтобы вылечить общество, надо начинать с детей: больные взрослые не воспитают здоровое поколение.

В 1910 году ему предложили возглавить приют для еврейских детей. Для приюта было построено особое здание; осиротевшим детям из бедных семей оно казалось роскошным: чистые кровати, фаянсовые унитазы, центральное отопление…

Дети, правда, вовсе не стремились жить по законам, которые им навязывал странный доктор, в непривычной чистоте, требовавшей труда и самодисциплины. Некоторые даже боялись застеленных кроватей – никогда на таких не спали. Стены стали изрисовывать, дисциплину соблюдать не хотели, протестовали и буянили. Но за первые полгода – научились уважать странного сдержанного человека, видеть его правоту, ценить его справедливость. И жизнь в приюте постепенно стала налаживаться.

Доктор Корчак еще по своей работе в летних лагерях знал, что дети вовсе не желают подчиняться незнакомому взрослому, что авторитет придется завоевывать трудно и с боем, что социальные сироты – вовсе не трогательные малютки, которые с нежностью откликаются на любое движение души старших… Это для сегодняшних воспитателей азы педагогики, хотя завоевание авторитета всегда дается тяжело – а он был первопроходец. Еще до Макаренко, еще до республики Шкид, - он пытался справиться любовью с детьми, которых воспитала улица, и интуитивно искал решения, и находил их.

Пожалуй, у него не было алгоритмов. Было умение наблюдать, чувствовать детей, понимать их; было желание слушать и прислушиваться, считать детскую жизнь не менее важной, чем взрослая. Было обостренное чувство справедливости и ощущение своей персональной ответственности.

Самое новое и самое неожиданное для своего времени в педагогике Корчака – это безусловное уважение к реенку. Так же, как любимого им Чехова, его больно ранит пренебрежение к детям, глухота взрослых к детским чувствам и потребностям – глухота повсеместная, общепринятая: взрослые не слышат детей, не понимают их, помыкают ими, отмахиваются от них, грубят им и унижают их. Корчак – разбирается, слушает, вникает, сопереживает – и ищет способа переделать мир, сделать его дружелюбным к детям. Child-friendly, это уже понятие из нашего времени – а мысль еще корчаковская.

В своем приюте он постарался выстроить справедливый, понятный, разумный и уважительный мир, детскую республику со справедливыми законами и судом, которому был подсуден и он сам, точно так же, как и другие взрослые и дети в приюте. Он сказал однажды: врач лечит тело, учитель воспитывает душу, а судья занимается совестью – если ты сам себя не судишь.

Он издавал вместе с детьми детскую газету «Малый Пшеглёнд» при взрослой еврейской газете «Наш Пшеглёнд» - и в ней старался разговаривать с детьми на самые сложные темы, включая политические.

Самоуправление, самостоятельность, труд, серьезность в общении – пожалуй, рано или поздно к этому приходит каждый педагог, старающийся организовать детский коллектив на разумных началах.

Смотри и думай

Корчак – прежде всего врач, который наблюдает за пациентом, и педагог, наблюдающий за воспитанником. Он заметил однажды, что улыбка, слезы, внезапно вспыхнувший румянец - это для педагога такие же важные симптомы, как для врача температура или кашель. Отсюда, от постоянных вдумчивых наблюдений – его тонкое, почти интуитивное понимание детской психологии: когда надо пожалеть, когда обнять, когда рассмешить…

Детская жизнь для него была просто человеческая жизнь – точно так же достойная внимания и уважения, как и жизнь взрослого человека. Чуть не самое знаменитое высказывание Корчака – «Одна из грубейших ошибок - считать, что педагогика является наукой о ребенке, а не о человеке». Он всю жизнь призывал ценить в ребенке человека. Радоваться ему каждую минуту. Уважать его – а не собственные мечты о будущем. С уважением отнестись даже к его праву умереть. Он был врач в эпоху до антибиотиков. На его глазах умирали дети – и кто-то должен был сказать родителям.

Его знаменитая книга «Как любить ребенка» - неровная, конспективная, афористичная, - скорее заметки по ходу полета мысли, пронумерованные для удобства, чем серьезный трактат о воспитании, - эта книга каждой своей строчкой утверждает человеческое достоинство ребенка, никем еще не замеченное. Корчак открывает для педагогики ребенка как человека, а не как объект приложения воспитательных усилий. Он видит: ребенок такой же, как мы, - ему только не хватает опыта.

В следующие десятилетия человечество изучало намеченный Корчаком материк, ликвидируя белые пятна, пытаясь понять ребенка во всей сложности его чувств, во всем своеобразии его развивающегося мышления, в динамике становления личности. Человечество, будто торопясь нагнать не сделанное, наиграться, как взрослый, у которого в детстве не было игрушек, заделывало пробелы, замеченные Корчаком, который упрекал цивилизацию в том, что она ничего не сделала для детей: «Взгляните-убогие детские площадки, щербатая кружка на заржавевшей цепи у колодца-и это в парках богатейших столиц Европы! Где дома и сады, мастерские и опытные поля, орудия труда и познания для детей, людей завтра? Еще одно окно, еще один коридорчик, отделяющий класс от сортира,- все, что дала архитектура; еще одна лошадь из папье-маше и жестяная сабелька - все, что дала промышленность; лубочные картинки на стенах и вышивка-немного; сказка - но это не мы ее придумали».

Читаешь Корчака – и как будто смотришь мультфильм, в котором за словами старого доктора, перепечатанными на машинке, проступает сначала пунктиром, границами, а потом всеми красками сегодняшний мир – с его детскими площадками, игрушками, с современной наукой о детстве и представлениями о современная наука о детстве, современные представления о правах ребенка… Впрочем, в сегодняшнем мире он бы тоже разглядел и горе, и болезнь, и неадекватность взрослых, не умеющих даже отвечать на детские вопросы.

Собственно, главные корчаковские заповеди матерям сводятся к уважению, вниманию, наблюдению за сложной динамикой детства - и работе мысли: смотри и думай. В приюте Корчак вел множество записей, фиксирующих самые мелкие мелочи: записывал не только результаты взвешиваний, но и как дети спали, что видели во сне, почему ссорились… Он уже по поведению ребенка при пробуждении мог понять, кому нездоровится, кому приснился страшный сон, кто не в духе и сейчас с кем-нибудь поссорится…

Во всем этом не было никакого подвига. Он знал – как врач и воспитатель – что ребенку нужно, понимал, что надо сделать, чтобы нужное у ребенка было. У него была воля и настойчивость – ходить, стучать, убеждать, писать грозные, грубые, смешные, вежливые письма благотворителям, чтобы дети были сыты и одеты.

Остров среди безумия

Со временем он стал знаменит – и как писатель, и как Старый Доктор - ведущий радиопередачи о детях; это открывало двери и помогало добывать средства. Правда, этот выбор неуклонно требовал другого: отказа от собственной семьи, от личной жизни, от частного человеческого счастья. Вообще трудно сказать, был ли он счастлив – с его тягой к рефлексии, с боязнью наследственного сумасшествия, с его обостренным чувством справедливости и личной ответственности, с его еврейством по крови, но не по культуре – в любимой и антисемитской стране.

Его популярность была такова, что после начала Второй мировой, когда Варшава была стремительно оккупирована, никто не верил, что знаменитый приют знаменитого Старого Доктора кто-то посмеет тронуть. У многих детей были родственники в Варшаве, но никто не знал, где детям будет безопаснее, где лучше – у родственников поодиночке или вместе в приюте. Корчак считал, что лучше держаться вместе. Верил, что ни у кого не поднимется рука на приют. Даже когда приют переселили в гетто – он еще верил, что удастся спасти и детей, и приют. Беспрестанно искал деньги, еду, еду, деньги…

Он даже пытался спорить с немцами о принципах: принципиально не носил повязку с изображением звезды Давида, потому что считал, что она делает его только евреем, хотя он еще и поляк… Немецкий полицейский спорить о принципах не стал, а просто отправил его в тюрьму. Из тюрьмы он вышел старым и больным. Продолжал работать, решать ежедневные задачи – но стал пить. Одному из посетителей, который увидел его не слишком трезвым, сказал: «Надо пытаться жить… хоть как-то».

В голодном гетто, где на улицах лежали неубранные трупы, он ставил со своими детьми спектакли, устраивал концерты, звал к ним интересных взрослых. На одной из таких встреч родился гимн приюта:

Белый и черный, желтый и красный,

Перемешайте, люди, все краски.

Братья и сестры, сестры и братья,

Люди, раскройте друг другу объятья.

Все мы - созданья Единого Бога,

Всем нам указана Богом дорога.

Всем нам дарован общий Отец.

Вот что понять мы должны, наконец.

Остров нормальности среди безумия, очаг тихого сопротивления сжирающей мир заразе.

Как бабочка

Мрак вокруг сгущался. Заботы Корчака в это время включали уже не только хлопоты о еде для своих воспитанников, но и организацию тихого места, где умирающие на улицах от голода и тифа дети смогут умереть достойно, в покое, с минимальным уходом. «Больницы переполнены, туда их не удастся поместить, даже если бы и сохранялся шанс на выздоровление. Осуществление моего плана не потребует много места или денег. Нужен какой-нибудь пустой склад с полками, на которые можно положить детей. И штата большого не требуется, достаточно одного опытного санитара», - писал он местному начальству.

Голодный, старый, с опухшими ногами, он все чаще задумывался о том, что жизнь прожита, а смерть близка. Его дневник последнего года жизни - горькие заметки уходящего, печальный взгляд на мир, который он оставляет. Солдат в проигранных войнах, доктор, ушедший в педагогику (сам упрекал себя за дезертирство), воспитатель, который не смог уберечь детей – значит ли это, что проиграна жизнь?

«Журналы, в которых я сотрудничал, закрывались, распускались обанкрочивались.

Издатель мой, разорясь, лишил себя жизни.

И все это не потому, что я еврей, а что родился на Востоке.

Печальное могло бы быть утешение, что и пышному Западу худо.

Могло бы быть, да не стало. Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается».

Когда старая варшавская знакомая и коллега пришла проведать Корчака, выхлопотав пропуск в гетто, она нашла доктора очень постаревшим. Спросила на прощанье, как он себя чувствует. Он сказал: «как бабочка, которая скоро улетит в иной, лучший мир».

Сейчас, когда стало понятно, что гетто обречено, когда пошли слухи о том, что в других городах евреев из гетто полностью депортируют и убивают, варшавские друзья, в том числе бывший секретарь Корчака Игорь Неверли пытались спасти его самого и хотя бы нескольких детей, сколько получится – закрыть приют, распустить детей, может быть, кому-то удастся убежать, выскользнуть из гетто. «Он посмотрел на меня так, будто я предложил совершить предательство или украсть чужие деньги. Я сник под этим взглядом, а он отвернулся и сказал спокойно, но с упреком: «Ты, конечно, знаешь, за что избили Залевского…»», - вспоминал Неверли. Залевский был поляк, католик, сторож приюта, которого избили, когда он сопровождал детей в гетто.

Одна из последних записей в дневнике Корчака – о страшном сне: он едет в вагоне, и кругом мертвые дети, замученные, один с содранной заживо кожей… «В самом страшном месте просыпаюсь. Не является ли смерть таким пробуждением в момент, когда, казалось бы, уже нет выхода?»

Он много думает о смерти. «Человек ощущает смерть и размышляет о ней, как если бы она означала конец всего, в то время как на самом деле смерть есть просто продолжение жизни. Это другая жизнь. Можно не верить в существование души, но следует признать, что ваше тело будет жить и дальше как зеленая трава, как облако. В конце-то концов, мы суть вода и прах».

Все человеческое существо сопротивляется идее разговаривать о смерти с ребенком – особенно с ребенком обреченным. Мог ли это Корчак – который еще в молодости сказал: ребенок имеет право умереть?

В одном из последних спектаклей, поставленных в приюте, - по пьесе Рабиндраната Тагора «Почтовое отделение», к главному герою, тяжело больному мальчику Амалю местный староста пообещал, что царь пришлет к нему своего лекаря. И царский лекарь пришел, дал мальчику лекарство и пообещал, что за ним придет царь. Мальчик заснул с облегчением, а лекарь сидел у его постели. И на вопрос, когда мальчик проснется, ответил: когда за ним придет царь.

А будет ли это царь, Мессия или смерть – этого никто не знал. Но окно из душного гетто в вечность открылось, и лекарь был рядом.

Под флагом короля Матиуша

Что в это время происходило в его душе – нам никогда не узнать. Он просто был рядом с ними, когда они строились, чтобы идти к вокзалу для депортации. И шел впереди, и одного ребенка нес, а другого держал за руку, и это тоже был не подвиг, а нормальное поведение любящего взрослого, который отвечает за любимых детей. И когда немецкий офицер, который в детстве любил его книги, предложил ему уйти, он отказался, и это тоже был не подвиг, а норма: быть рядом со своими детьми, когда им плохо и страшно.

Шествие приюта к вокзалу описано много раз: шли в порядке, построившись по четыре, с флагом короля Матиуша; кто читал книгу – тот не мог не вспомнить торжественное шествие короля Матиуша к смерти. На вокзальной площади, где царил хаос, где стонали, плакали и метались, 192 ребенка и десять взрослых из корчаковского приюта сохраняли спокойное достоинство.

Один из очевидцев вспоминал: «До смерти не забуду этой сцены. Это было похоже не на погрузку в товарные вагоны, а на марш молчаливого протеста против режима убийц… Такой процессии еще не видели человеческие глаза».

6 августа 1942 года их увезли в Треблинку. Конвейер смерти в этом лагере не справлялся со своей дикой задачей. Непогребенные тела валялись кучами, страшная трупная вонь стояла во всей округе. В это царство смерти привезли Корчака с его детьми – в его страшный сон.

Праведность – это логика жизни. Подвиг – это простая верность даже не принципам, а любимым людям. Просто жизнь по любви.

Представить себе его последние минуты – немыслимо, и хорошо бы нам никогда в жизни не узнать этого на собственном опыте.

Приют уничтожен. Детей спасти не удалось. Все, ради чего жил, оказалось напрасно. Впереди – только смерть, в которую надо войти вместе с детьми. Это хуже и страшнее, чем пожертвовать собой.

Кажется, это было уже полное поражение. Совершенно проигранная жизнь.

И вот отсюда – из смерти, из поражения, из слабости, из трупной вони вырастает внезапная, неожиданная, небывалая победа: остаться человеком, любить, быть рядом – это сильнее газовых камер, сильнее самой страшной империи мира со всей ее индустрией уничтожения.

Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?

Память

Каждый год 23 марта в Польше и Белоруссии в воздух запускается воздушный змей в память о Януше Корчаке и детях, убитых в гетто.

В начале августа 2011 г. в иерусалимском мемориале Холокоста «Яд ва-Шем» отметили 69-летие трагической даты депортации Корчака и детей в лагерь смерти. В мемориальной церемонии принял участие и бывший воспитанник Дома сирот, ставший художником и посвятивший своё творчество памяти Корчака, 88-летний Ицхак Бельфер, поделившийся своими воспоминаниями .

5 августа 2012 года в «Яд ва-Шем» прошла церемония памяти в связи 70-летием гибели воспитателей и детей Дома Сирот. На ней присутствовали трое бывших воспитанников Корчака.

С 2004 года в России ежегодно проводится конкурс «Педагогические инновации», лауреатам которого вручаются медали имени Януша Корчака .

Педагогическая деятельность

В «Доме сирот» Корчак ввёл новаторскую для тех лет систему широкого детского самоуправления, детский товарищеский суд, решения которого были обязательны и для руководства, плебисцит и т. д.

Корчак читал лекции в Свободном польском университете и на Высших еврейских педагогических курсах, вёл работу в суде по делам малолетних преступников, выступал под псевдонимом «Старый Доктор» с воспитательными беседами по радио.

Отвлечённо веря в Бога («Один на один с Богом», 1922; содержит 18 молитв «для тех, кто не молится») , Корчак отличался широкой веротерпимостью и видел в вере источник морального очищения.

Из БСЭ (1969-1978): «Педагогическая деятельность К[орчака] основана на формировании в детском коллективе и у отдельных воспитанников навыков самопознания, самоконтроля, самоуправления».

Работы Корчака оказали значительное влияние на известного советского педагога В. А. Сухомлинского .

Педагогические идеи

• Принцип любви к ребёнку

Идея Януша Корчака была, по сути, одна, и такого она свойства, что, например, в последовательном курсе истории педагогики точное место Янушу Корчаку найдешь не сразу: о нем можно с одинаковым правом рассказывать до Руссо и после Песталоцци, между Ушинским и Макаренко, сразу после Марии Монтессори и вместе с Сухомлинским. С него можно начинать курс, а можно и заканчивать им, ибо идея Януша Корчака известна человечеству с тех пор, как оно стало человечеством: воспитатель должен любить детей… .

• Педагогика - наука о человеке

Одна из грубейших ошибок считать, что педагогика является наукой о ребёнке, а не о человеке. Вспыльчивый ребёнок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного ребёнка выманили игрушку; у взрослого - подпись на векселе. Легкомысленный ребёнок за десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты все своё состояние. Детей нет - есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств…» (Корчак, Как любить ребёнка: Интернат.) .

Литературное творчество

Печататься Корчак начал в 18 лет, в 1898 году он взял свой псевдоним. Его повести для взрослых и детей «Дети улицы» (1901), «Дитя гостиной» (1906), «Моськи, Иоськи и Срули» (1910; в русском переводе - «Лето в Михалувке», 1961), «Король Матиуш Первый» (1923) и другие; новеллы, беседы, статьи и дневник 1942 г. вводят читателя в сложный мир детской психологии, содержат наблюдения над жизнью Польши 1900-1942 гг., отражают богатый опыт врача и педагога.

Корчаку принадлежит также свыше 20 книг о воспитании (главные из них - «Как любить ребёнка», 1914, и «Право ребёнка на уважение», 1929).

Сочинения

Художественные произведения

Прижизненные книжные издания на русском языке

• Весенняя песня; Невеста; Без доказательств; Воспитание; Я разорен; Долой опрятность; Оценщик; Зачем?: [Рассказы]. - СПб.: Изд. М. Г. Корнфельд, 1911. - 64 с. - (Дешевая юморист. б-ка «Сатирикон»; Вып.17.)
• Мошки, Иоськи и Срули /Пер. с пол. Е.Шведера. - Петроград: Изд. М. И. Семенова, 1915. - 95 с.
• Рыцари чести: (Слава): Повесть /Пер. с пол. М.Щавинской. - М.: Типо-литогр. Товарищества И. Н. Кушнарев и К°, 1918. - 37 с.
• Приключение Короля Матюша: Повесть /Пер. с пол. Ю. Н. Райтлер; рис. Б. В. Покровского. - Ленинград: Сектор «Юный Пролетарий» Рабочего Изд-ва «Прибой», 1924. - 250 с.
• Джек-кооператор. Пер. с польск. и обработала Райтлер Юдифь Наумовна. - М., 1929.

Педагогические произведения

Другие книги

С 1992 г. в Польше издаётся собрание сочинений Корчака в 16 томах (вышло 14 (?)).

Произведения, посвящённые Янушу Корчаку

Памятник Янушу Корчаку в Варшаве

Детский дом Корчака. Продолжает действовать по сей день

Героизм и мученичество Корчака вошли в легенду. Его жизни и гибели посвящены многочисленные исследования и произведения: мемуары сотрудника Корчака И. Неверли (1903-1987), прошедшего, несмотря на своё нееврейское происхождение, через концлагеря-Майданек, Освенцим и др. - «Живые связи» (1966, польский язык), воспоминания участника польского Сопротивления Казимежа Дебницкого «Корчак вблизи» (есть русский перевод), поэма А. Цейтлина (1898-1973) «Последний путь Януша Корчака» («Януш Корчакс лецтер ганг», 1970?, идиш), драма Э. Сильваниуса «Корчак и дети» (1958, немецкий язык) и другие.

• Памятник Б. Сакциера (родился в 1942 г.) «Я. Корчак с детьми» (1978) установлен в Иерусалиме на территории Яд ва-Шем .
• Галерея рисунков, живописи, скульптуры И. Бельфера о Холокосте и о Корчаке .
• Классические иллюстрации польского художника Ежи Сроковского к книге «Король Матиуш Первый» .

Литературные произведения на русском языке

• Неверли И. Живая связь: Отрывки из кн. Пер. с пол. Э.Гессен //Иностр. лит. - 1978. - № 3. - С.231 - 239.
• Игорь Неверли. Такой была эта детская газета. Слово о «Малом пшеглёнде» .
• В 1970 году Александр Галич написал одну из своих лучших поэм «Кадиш » , посвящённую Янушу Корчаку. В качестве эпиграфа к ней Галич взял (немного изменив текст) слова из Дневника Корчака: «Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается».
• Лифтон Б. Дж., «Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака» . М.: Рудомино: Текст , 2004. ISBN 5-7516-0479-2
• Педагогика Януша Корчака и еврейское воспитание , Жерар Кан
• Памяти Корчака: Сб. ст.: (О враче, педагоге и писателе Я. Корчаке, 1878-1942) / [Отв. ред. О. Р. Медведева]. М.: Рос. о-во Януша Корчака, 1992. ISBN 5-900365-01-8

Фильмы

• «Корчак » (Korczak), режиссёр А. Вайда , сценарий - А. Холланд . Польша-ФРГ-Великобритания. 1990.
• «Януш Корчак» (Yanush Korchak) , режиссёр С. Винокур , сценарий-Авраам Коэн. Израиль. 2004.

Мультфильмы

• «„Расскажите сказку, доктор“» - советский мультфильм, © ЭКРАН, 1988 г.

Режиссёр: Аида Зябликова. В мультфильме две сюжетных линии, одна построена по мотивам повести Януша Корчака «Король Матиуш Первый», другая рассказывает о реальных событиях во время Второй Мировой войны. Януш Корчак добровольно остался со своими воспитанниками и погиб вместе с ними в немецком концлагере. Мультфильм состоит из 3 частей.

Театр

• Пьеса Джефри Хатчера (Jeffrey Hatcher) «Дети Корчака» (Korczak’s Children )

• Спектакль «Дорога в небо» (The Road to the Heaven ) - документальная мистерия о доме сирот Януша Корчака.

Автор пьесы и режиссёр - Фёдор Сухов. Премьера состоялась в Театре на набережной в Москве, в 1998 году. Спектакль восстановлен 14 апреля 2012 года к 70-летию со дня депортации Варшавского гетто в августе 1942 года.

Опера

• Детская опера-мюзикл «Король Матиуш I» Льва Конова по сказке Януша Корчака. Премьера состоялась в Москве, 1988 г. Звукозапись оперы произведена в 1992 году.
• Опера «Король Матиуш Первый» в новой редакции 2009 года.

• Опера «Сироты Корчака» (Korczak’s Orphans). Музыка - Адам Сильверман (Adam Silverman), либретто Сьюзан Губернат (Susan Gubernat)

Песни

• Песня в исполнении Алексея Терехова «памяти Януша Корчака»
• Песня-поэма А. Галича «Кадиш» - см. выше, подраздел «Литературные произведения на русском языке».

Примечания

1. Его отец не сразу оформил метрику, поэтому точный год рождения Корчака неизвестен (1878 или 1879).
2. Betty Jean Lifton, The King of Children: The Life and Death of Janusz Korczak, St. Martin’s Press, 1997, p. 35 - 40 ISBN 0-312-15560-3
3. ул. Слиская 51/Сенная 60
4. во время войны он был переведён в гетто на ул. Хлодну, 33, а позже на ул. Сенную, 16/Слиска, 9
5. 22 июля 1878 года в Варшаве родился Януш КОРЧАК (настоящее имя Генрик Гольдшмит). Киевский календарь
6. Слово „э́рец“ буквально означает „земля“, „страна“; здесь: сокращение от „Э́рец-Исраэ́ль“, что означает „Земля Израиля “.
7. По другим данным - месяц. См.: Бетти Джин Лифтон. Король детей. Гл. 28. - См. Произведения, посвящённые Янушу Корчаку.
8. работала с Корчаком с 1911 г., в 1914-18 гг. руководила Домом Сирот
9. Помимо Корчака и Вильчинской, называют ещё 10 имён, иногда добавляя: «и, возможно, другие»; многие из этих воспитателей сами в прошлом были воспитанниками Дома сирот.
10. Корчак Януш - статья из Электронной еврейской энциклопедии
11. Александр ШАРОВ. ЯНУШ КОРЧАК. Послесловие к сборнику «Король Матиуш Первый»
12. Корчак и его дети
13. См.: 70 Years Since the Murder of Janusz Korczak and the Children
14. Всероссийский открытый конкурс «Педагогические инновации»
15. Марина Аромштам. Благая весть Януша Корчака .
16. На русском языке: Наедине с Господом Богом: Молитвы тех, кто не молится. /Пер. с пол. и послесл. О.Медведевой; ред. А.Верглинский; предисл. И.Гальперина; худож. оформ. В.Романова. Рос. О-во Януша Корчака. - М., 1994. - 80 с.
17. Симон Соловейчик
18. Подробнее об этом можно прочитать в 15-й главе книги Бетти Джин Лифтон «Король детей». См. Произведения, посвящённые Янушу Корчаку.
19. Подробно на эту непростую тему размышляет (в определённом аспекте) С. Л. Соловейчик в своей „Последней книге“, гл. 53 . Об этом же пишет Жерар Кан в гл. 5 книги «Педагогика Януша Корчака и еврейское воспитание». См. Произведения, посвящённые Янушу Корчаку.
20. Об этом можно прочесть также в: С. Л. Соловейчик. Последняя книга, гл. 53 .
21. Об этом, как и об упомянутом выше «праве ребёнка на сегодняшний день», можно прочитать в 5-й главе книги Жерара Кана «Педагогика Януша Корчака и еврейское воспитание». См. Произведения, посвящённые Янушу Корчаку.
22. О том, что взрослые и дети говорят на разных языках и «только делают вид, будто понимают друг друга» пишет (в связи с Корчаком) Бетти Джин Лифтон в 10-й главе книги «Король детей».
23. О трудностях, с которыми могут столкнуться молодые люди в реальной жизни, если они выросли в «тепличных условиях», пишет (правда, в несколько ином контексте) Бетти Джин Лифтон в 16-й главе книги «Король детей».
24. См., например: Максакова В. И. Педагогическая антропология: Учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений. Лекция пятая. ВОСПИТАНИЕ КАК АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС - М.: Издательский центр «Академия», 2001.
25. Об этом можно прочитать в: Александр Левин. Януш Корчак - мыслитель и педагог .
26. Об этом также пишет Бетти Джин Лифтон в 10-й главе своей книги «Король детей». См. Произведения, посвящённые Янушу Корчаку.
27. Об этом же (со ссылкой на Корчака) пишет доктор педагогических наук, профессор И. П. Подласый в гл. 1 учебного пособия «Педагогика начальной школы», издательство Владос, 2008.
28. На русском языке повесть опубликована в петербургском журнале «Образование» в 1908 году под названием «Дитя света».
29. На русском языке рассказ опубликован под названием «Боба» в сборнике: Януш Корчак. Воспитание личности. М. : Просвещение, 1992. - 287 с. - ISBN 5-09-003083-9 .
30. Русский перевод в нашей стране впервые опубликован в книге: Я. Корчак. Педагогическое наследие. М., 1990.
31. Полный русский перевод двух повестей о Матиуше в нашей стране впервые опубликован в книге: Януш Корчак. Король Матиуш. Перевод М. Павловой. М., 1992
32. Издание в нашей стране: Корчак Я. Маленький бизнесмен. М., 1992
33. На русском языке впервые издано в сборнике: [Януш Корчак.] Избранное /Сост. и ред. М.Шкловская. - Иерусалим: Б-ка-Алия, 1988. - 324 с.
34. Русский перевод: Януш Корчак. Кайтусь-чародей. СПб., 1992
35. Первый и четвёртый разделы на русском языке изданы в: Корчак Я. Избранные педагогические произведения. М., 1979
36. На русском языке в 1922 году был издан второй раздел книги - «Интернат»: Как любить детей: (Интернат). /Пер. с пол. Л.Кон; предисл. Н. К. Крупской . - М.: Госиздат, 1922. - VI, 116 с. Весь цикл представлен в издании: Корчак Я. Избранные педагогические произведения. М., 1979 (первый раздел - в сокращении, полный его текст можно найти в: см. ссылку).
37. Полный перевод на русский язык опубликован в издании: Януш Корчак . ИЗБРАННОЕ. - Библиотека-Алия. 1988. ISBN 965-320-019-4 . - C. 42 - 170. Пер. с польского Ю. Зимана.

Литература

• Академія педагогічних наук України. Державна науково-педагогічна бібліотека України імені В. О. Сухомлинського. Серія «Видатні педагоги світу». Випуск 2. Польський педагог-гуманіст Януш Корчак (1878-1942). До 125-річчя з дня народження. Біобібліографічний покажчик. - Київ, 2003.
• Валеева Р. А. Гуманистическая педагогика Януша Корчака: Учебное пособие. Казань: КГПИ, 1994.
• Кочнов В. Ф. Януш Корчак: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1991.

Ссылки

	Януш Корчак в Викицитатнике
	Janusz Korczak на Викискладе

Януш Корчак (настоящее имя – Генрик Гольдшмит) – известный польский педагог, врач, писатель, общественный деятель. Он не был психологом по образованию, но если окунуться в то время, когда жил Януш Корчак (1878 – 1942), понять, как он жил, какие истины исповедовал и какие труды оставил после себя, приходит безоговорочное осознание того, сколько сделал этот выдающийся деятель для понимания психологии детей. Его многочисленные труды об истинных ценностях жизни и становлении личности, среди которых «Право ребенка на уважение», «Как любить ребенка» говорят сами за себя…

Упоминание о Януше Корчаке, часто звучит в контексте воспитателя и Педагога с большой буквы, при этом многие упускают из вида то, что Януш Корчак начинал свою деятельность педиатром. Жизненный путь этой незаурядной личности позволяет понять, что выбранные им два направления – лечение детей и просветительская деятельность практически всю жизнь шли параллельно друг другу.

Поступив на медицинский факультет Варшавского университета, Януш начал изучать педагогическую деятельность и идеи Песталоцци. Он совершал ознакомительные поездки по всей Европе с целью понять, в каких условиях живут дети в приютах в разных уголках мира. Корчак интересовался образованием в школах и системой здравоохранения в детских больницах: слушал лекции, знакомился с различными воспитательными учреждениями и проходил практику в детских клиниках.

За время работы в детских больницах, он проникся любовью и уважением к детской душе, обратив внимание на то, «с каким достоинством, по-взрослому и мудро умеет умирать ребенок…». Он сделал целью всей своей жизни обеспечить обездоленным и осиротевшим детям достойную жизнь. Корчак одним из первых попытался встать на место детей, не просто обиженных судьбой, но и находящихся в униженной зависимости от взрослых.

На протяжении жизни он пытался лечить не только тела, но и души детей.

Он делает всё возможное, чтобы защитить их от одиночества, отчаяния и боли.

Мечты сбываются… Детский дом радости

Достаточно молодым, в возрасте 33 лет, Янушу Корчаку удалось осуществить свою мечту. Он открыл в Варшаве «Дом сирот», которым впоследствии руководил до конца жизни. Детский дом радости – так еще называли творение Корчака, не был приютом в традиционном понимании этого слова. Необычное, а для многих детей, единственное пристанище было похоже на детскую республику, где Януш применял новаторские педагогические методики. Корчак акцентировал свое внимание на признании ценности личности ребенка, признания за ребенком права на индивидуальность. Корчак был уверен, что становление ребенка как личности – это долгий процесс пробуждения и развития в ребенке потребности к самосознанию, самоконтролю и воли к самосовершенствованию.

Уникальному «Дому сирот» не было равных во всей Европе. Создавался он на средства неравнодушных людей и стал оазисом доброты и настоящим пристанищем не только для двухсот детишек, но и для самого Корчака. В доме все жили по особым правилам, которые учили детей любить и уважать себя, быть трудолюбивыми и с оптимизмом смотреть на жизнь. В приюте работало детское самоуправление, существовал детский товарищеский суд и совет при суде. Решения суда были обязательны для руководства приюта, причем, «подсудимыми» могли стать не только воспитанники приюта, но и его воспитатели. Детский суд был судом, который не выносил никаких наказаний, потому что в детской республике действовал непреложный закон: «Если кто-то сделал что-нибудь плохое, лучше всего простить его. Если сделал плохое, потому что не знал, что это плохо, теперь уже будет знать. Если сделал плохое не нарочно, в будущем будет осторожнее».

Во время гитлеровского холокоста старый доктор не оставил детей на произвол судьбы. В 1940 году его арестовали, несколько месяцев он просидел в тюрьме, откуда Януша Корчака выкупили его бывшие воспитанники. Вернувшись в «Дом Сирот», который на тот момент находился на территории Варшавского гетто, Корчак продолжал поддерживать дух воспитанников, несмотря на то, что положение детей с каждым днем ухудшалось. Множество людей пытались уговорить Корчака покинуть гетто, зная, что власти разрешили ему уходить и возвращаться, но Корчак отказался бросить детей и спасти свою жизнь. Трижды ему предлагали спастись, трижды, он отказывался…

В августе 1942 года основателя детского дома радости и двести его воспитанников отправили в концлагерь в Треблинку, где через непродолжительное время Януш Корчак вместе со всеми детьми встретил смерть в газовой камере…

О том, как относился этот удивительный человек к детям, без лишних слов становится понятно, читая его красноречивые цитаты и заповеди, с которыми стоит ознакомиться каждому родителю:

«Детство – фундамент жизни. Без безмятежного, наполненного детства, последующая жизнь будет ущербной. Ребенок – это ученый в лаборатории, напрягающий свою волю и ум для решения труднейших задач».

«Упрямый ребенок – это результат неразумного поведения матери».

«Детей нет, есть люди: с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств».

«Детское «дай», даже просто протянутая рука должны столкнуться когда-нибудь с нашим «нет», а от этих первых «не дам, не разрешаю» зависит успех целого и огромного раздела воспитательной работы».

«Меня не касается, маленький кто-либо или большой и что говорят про него другие: красив, некрасив, умён, глуп; меня не касается даже, хорошо ли учится, хуже меня или лучше; девочка это или мальчик. Для меня человек хорош, если хорошо относится к людям, если не желает и не делает зла, если он добрый».

Десять заповедей воспитания детей:

1. Не жди, что твой ребенок будет таким, как ты или таким, как ты хочешь. Помоги ему стать не тобой, а собой.
2. Не требуй от ребенка платы за все, что ты для него сделал. Ты дал ему жизнь, как он может отблагодарить тебя? Он даст жизнь другому, тот – третьему, и это необратимый закон благодарности.
3. Не вымещай на ребенке свои обиды, чтобы в старости не есть горький хлеб. Ибо что посеешь, то и взойдет.
4. Не относись к его проблемам свысока. Жизнь дана каждому по силам, и будь уверен – ему она тяжела не меньше, чем тебе, а может быть, и больше, поскольку у него нет опыта.
5. Не унижай!
6. Не забывай, что самые важные встречи человека – его встречи с детьми. Обращай больше внимания на них – мы никогда не можем знать, кого мы встречаем в ребенке.
7. Не мучь себя, если не можешь сделать что-то для своего ребенка, просто помни: для ребенка сделано недостаточно, если не сделано все возможное.
8. Ребенок – это не тиран, который завладевает всей твоей жизнью, не только плод от плоти и крови. Это та драгоценная чаша, которую Жизнь дала тебе на хранение и развитие в нем творческого огня.
9. Это раскрепощенная любовь матери и отца, у которых будет расти не «наш», «свой» ребенок, но душа, данная на хранение.
10. Умей любить чужого ребенка. Никогда не делай чужому то, что не хотел бы, чтобы делали твоему.
11. Люби своего ребенка любым – неталантливым, неудачливым, взрослым. Общаясь с ним – радуйся, потому что ребенок – это праздник, который пока с тобой.