Л, И. Шестов — философия иррационализма и теоцентризма

Бердяев Николай

Основная идея философии Льва Шестова

Уже несколько раз на страницах “Пути” я писал о Льве Шестове. Но сейчас есть потребность по-иному сказать о нем и почтить его память. Лев Шестов был философом, который философствовал всем своим существом, для которого философия была не академической специальностью, а делом жизни и смерти. Он был однодум. И поразительна была его независимость от окружающих течений времени. Он искал Бога, искал освобождения человека от власти необходимости. И это было его личной проблемой. Философия его принадлежала к типу философии экзистенциальной, т. е. не объективировала процесса познания, не отрывала его от субъекта познания, связывала его с целостной судьбой человека. Экзистенциальная философия означает память об экзистенциальности философствующего субъекта, который вкладывает в свою философию экзистенциальный опыт. Этот тип философии предполагает, что тайна бытия постижима лишь в человеческом существовании. Для Льва Шестова человеческая трагедия, ужасы и страдания человеческой жизни, переживание безнадежности были источником философии. Не нужно преувеличивать новизны того, что сейчас называют экзистенциальной философией, благодаря некоторым течениям современной немецкой философии. Этот элемент был у всех подлинных и значительных философов. Спиноза философствовал геометрическим методом и его философия может производить впечатление холодной объективной философии. Но философское познание было для него делом спасения, и его amor Dei intellectualis совсем не принадлежит к объективным наукообразным истинам. Кстати, очень интересно было отношение Л. Шестова к Спинозе. Спиноза был его врагом, с которым он всю жизнь боролся, как с соблазном. Спиноза представитель человеческого разума, разрушитель откровения. И вместе с тем, Л. Шестов очень любил Спинозу, постоянно его вспоминал, часто его цитировал. В последние годы у Л. Шестова произошла очень значительная встреча с Киркегором. Он раньше никогда не читал его, знал лишь понаслышке, и не может быть и речи о влиянии на его мысль Киркегора. Когда он прочел его, то был глубоко взволнован, потрясен близостью Киркегора к основной теме его жизни. И он причислил Киркегора к своим героям. Его героями были Ницше, Достоевский, Лютер, Паскаль и герои Библии – Авраам, Иов, Исайя. Как и у Киркегора, тема философии Л. Шестова была религиозной, как и у Киркегора, главным врагом его был Гегель. Он шел от Ницше к Библии. И он все более и более обращался к библейскому откровению. Конфликт библейского откровения и греческой философии стал основной темой его размышлений.

Л. Шестов подчинял основной теме своей жизни все, что он думал, что говорил и писал. Он мог смотреть на мир, производить оценки мысли других исключительно изнутри своей темы, он все к ней относил и делил мир по отношению к этой теме. Он был потрясен этой темой. Как ее формулировать? Он был потрясен властью необходимости над человеческой жизнью, которая порождает ужасы жизни. Его интересовали не грубые формы необходимости, а формы утонченные. Власть неотвратимой необходимости была идеализирована философами, как разум и мораль, как самоочевидные и общеобязательные истины. Необходимость порождена познанием. Л. Шестов целиком захватывается той мыслью, что грехопадение связано с познанием, с познанием добра и зла. Человек перестал питаться от древа жизни и начал питаться от древа познания. И Л. Шестов борется против власти познания, подчиняющего человека закону, во имя освобождения жизни. Это есть страстный порыв раю, к вольной райской жизни. Но рай достигается через обострение конфликта, через дисгармонию и безнадежность. Л. Шестов в сущности совсем не против научного познания, не против разума в обыденной жизни. Не в этом была его проблема. Он против претензий науки и разума решать вопрос о Боге, об освобождении человека от трагического ужаса человеческой судьбы, когда разум и разумное познание хотят ограничить возможности. Бог есть прежде всего неограниченные возможности, это основное определение Бога. Бог не связан никакими необходимыми истинами. Человеческая личность есть жертва необходимых истин, закона разума и морали, жертва универсального и общеобязательного.

Царству необходимости, царству разума противостоит Бог. Бог ничем не связан, ничему не подчинен, для Бога все возможно. Тут Л. Шестов ставит проблему, которая беспокоила еще схоластическую средневековую философию. Подчинен ли Бог разуму, истине и добру, или истина и добро есть лишь то, что полагает Бог? Первая точка зрения идет от Платона, на ней стоял св. Фома Аквинат. Вторую точку зрения защищал Дунс Скот. Первая точка зрения связана с интеллектуализмом, вторая с волюнтаризмом. У Л. Шестова есть родство с Дунс Скотом, но он ставит проблему гораздо радикальнее. Если есть Бог, то раскрыты все возможности, то истины разума перестают быть неотвратимы и ужасы жизни победимы. Тут мы прикасаемся к самому главному в шестовской теме. С этим связана та глубокая потрясенность, которая характеризует всю мысль Шестова. Может ли Бог сделать так, чтобы бывшее стало небывшим? Это наиболее непонятно для разума. Очень легко было неверно понять Л. Шестова. Отравленный Сократ может быть воскрешен, в это верят христиане. Киркегору может быть возвращена невеста, Ницше может быть излечен от Ужасной болезни. Л. Шестов совсем не это хочет сказать. Бог может сделать так, что Сократ не был отравлен, Киркегор не лишился невесты, Ницше не заболел ужасной болезнью. Возможна абсолютная победа над той необходимостью, которую разумное познание налагает на прошлое. Л. Шестова мучила неотвратимость прошлого, мучил ужас однажды бывшего.

Все с той же темой о необходимой принуждающей истине связано и противопоставление Иерусалима и Афин, противопоставление Авраама и Иова Сократу и Аристотелю. Когда разум, открытый греческой философией, пытались соединить с откровением, то происходило отступничество от веры, а это всегда делало богословие. Бог Авраама, Исаака и Иакова подменялся Богом богословов и философов. Филон был первым предателем. Бог был подчинен разуму, необходимым, общеобязательным истинам. Тогда Авраам, герой веры, погиб. Л. Шестов очень близок Лютеру, лютеровскому спасению одной верой. Освобождение человека не может придти от него самого, а только от Бога. Бог – освободитель. Освобождает не разум, не мораль, не человеческая активность, а вера. Вера означает чудо для необходимых истин разума. Горы сдвигаются с места. Вера требует безумия. Это говорит уже апостол Павел. Вера утверждает конфликт, парадокс, как любил говорить Киркегор. Л. Шестов с большим радикализмом выразил подлинно существующую и вечную проблему. Парадоксальность мысли, ирония, к которой постоянно прибегал Л. Шестов в своей манере писать, мешали понимать его. Иногда его понимали как раз навыворот. Это случилось, например, с таким замечательным мыслителем, как Унамуно, который Л. Шестову очень сочувствовал.

Философская мысль Л. Шестова встречала огромное затруднение в своем выражении, и это породило много недоразумений. Трудность была в невыразимости словами того, что мыслил Л. Шестов об основной теме своей жизни, невыразимости главного. Он чаще прибегал к отрицательной форме выражения, и это более ему удавалось. Ясно было, против чего он ведет борьбу. Положительная же форма выражения была более затруднена. Человеческий язык слишком рационализован, слишком приспособлен к мысли, порожденной уже грехопадением – познанием добра и зла. Мысль Л. Шестова, направленная против общеобязательности, невольно сама принимала форму общеобязательности. И это давало легкое оружие в руки критики. Мы тут стоим перед очень глубокой и малоисследованной проблемой сообщаемости творческой мысли другому. Сообщаемо ли самое первичное и самое последнее или только вторичное и переходное? Эта проблема по-настоящему ставится экзистенциальной философией. Для нее это есть проблема перехода от “я” к “ты” в подлинном общении. Для философии, которая себя почитает рациональной, эта проблема не представляется беспокойной вследствие допущения универсального разума. Один и тот же универсальный разум делает возможным адекватную передачу мысли и познания от одного к другому. Но в действительности разум ступеней, разнокачествен и зависит от характера человеческого существования, от экзистенциального опыта. Воля определяет характер разума. Поэтому ставится вопрос о возможности передачи философской мысли не через рациональное понятие. Да и по-настоящему рациональные понятия не устанавливают сообщения от одного к другому. Л. Шестов прямо не интересовался этой проблемой и не писал о ней, он был весь поглощен отношением человека и Бога, а не отношением человека и человека. Но его философия очень остро ставит эту проблему, он сам становится проблемой философии. Противоречие его было в том, что он был философом, т.е. человеком мысли и познания, и познавал трагедию человеческого существования, отрицая познание. Он боролся против тирании разума, против власти познания, изгнавшего человека из рая, на территории самого познания, прибегая к орудиям самого разума. В этом трудность философии, которая хочет быть экзистенциальной. В обострении этой трудности я вижу заслугу Л. Шестова.

Л. Шестов боролся за личность, за индивидуально неповторимое против власти общего. Главным врагом его был Гегель и гегелевский универсальный дух. В этом он родственен Киркегору, родственен по теме Белинскому в его письмах к Боткину и особенно Достоевскому. В этой борьбе правда Л. Шестова. В этой борьбе против власти общеобязательного он был так радикален, что верное и спасительное для одного он считал не верным и не обязательным для другого. Он, в сущности, думал, что у каждого человека есть своя личная истина. Но этим ставилась все та же проблема сообщаемости. Возможно ли сообщение между людьми на почве истины откровения, или это сообщение возможно лишь на почве истин разума, приспособленных к обыденности, на почве того, что Л. Шестов вслед за Достоевским называл “всемством”?

До последних дней жизни Льва Шестова у него было горение мысли, взволнованность и напряженность. Он явил победу духа над немощью тела. Быть может лучшие его книги, “Киркегардт и экзистенциальная философия” и “Афины и Иерусалим, опыт религиозной философии”, написаны им в последний период его жизни, Сейчас не время критиковать философию моего старого друга Льва Шестова. Одно лишь хотел бы я сказать. Я очень сочувствую проблематике Льва Шестова и мне близок мотив его борьбы против власти “общего” над человеческой жизнью. Но я всегда расходился с ним в оценке познания, не в нем вижу я источник тяготеющей над нашей жизнью необходимости. Только экзистенциальная философия может объяснить, в чем тут дело. Книги Л. Шестова помогают дать ответ на основной вопрос человеческого существования, в них есть экзистенциальная значительность.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке http://filosoff.org/ Приятного чтения!
http://lbuckshee.com/ Форум Бакши buckshee. Спорт, авто, финансы, недвижимость. Здоровый образ жизни.
http://petimer.ru/ Интернет магазин, сайт Интернет магазин одежды Интернет магазин обуви Интернет магазин
http://worksites.ru/ Разработка интернет магазинов. Создание корпоративных сайтов. Интеграция, Хостинг.
http://dostoevskiyfyodor.ru/ Приятного чтения!

Лев Шестов - псевдоним Льва Исааковича ШварЦмана (1866- 1938). Как и многие другие известные мыслители России, он не при­нял Октябрьскую революцию и в 1919 г. эмигрировал в Европу.

Задачи философии. Задачу философии Шестов видел в том, чтобы «научить человека жить в неизвестности». Он считал, что человек более всего боится неизвестности и прячется от нее за различными догмами. Поэтому философия должна не успокаивать, а смущать людей. Она не­обходима человеку для того, чтобы найти ответы на «проклятые вопро­сы». Под таковыми имеются в виду вопросы смысла жизни, сущности смерти, бытия Бога и бытия с Богом, «в чем мое предназначение?», «какова моя судьба?». В философии и литературе накопилось множест­во готовых ответов на такие вопросы. Но Шестов считал, что принятие любого определенного мировоззрения-ответа является «темницей ищущего духа». Любая система пытается объяснить мир так, чтобы в жизни стало все ясно и понятно. Шестов сомневался в пользе таких объяснений. Он считал, что не может быть ничего ясного и понятного. Все необычайно загадочно и таинственно в мире.

Реальность непостижимого. Шестов выступал против традицион­ной философии. Существует только одна реальность - реальность непостижимого, абсурдного, иррационального, не вмещающегося в разум и знание, противоречащего им, восстающего против логики, против всего, что составляет привычный мир. Наш мир идеализиро-

Раздел VIII Русская философия

ван нами, а потому представления о нем ложны и обманчивы. Эти иллюзии кажутся нам прочными и устойчивыми. Но в любой момент может всплыть непредвиденная реальность. Поскольку созданная нами реальность является иллюзорной, то вновь возникшая реаль­ность может привести к катастрофе привычную жизнь.

Мысли Шестова оказались пророческими: внезапно всплывшая реальность посткоммунистического мира на развалинах СССР оказа­лась для многих его бывших граждан настоящей трагедией.

Шестов отрицал истины разума. Он разочаровался в разуме, пото­му что тот не дает человеку примирения с действительностью и ниче­го не знает о такой вечной тайне, как смерть. Разум пытается успоко­ить человека, но лишь путем обмана, увода его от действительности. И тем не менее человек предпочитает «надежность» разума таинст­венной и парадоксальной свободе веры. Людям нужен не Бог, а га­рантии. Кто в состоянии создать иллюзию этих гарантий, тот и ста­нет для них Богом.

Поиски истины. Шестов считал, что вся история философии - это история искания истины. При этом тому или иному мыслителю мало просто обладать истиной, ему обязательно надо, чтобы это была истина «для всех». При этом Шестов был уверен, что подлинная ис­тина не выводима с помощью логики и, следовательно, противопо­ложна истинам науки и человеческой морали.

Истина не принадлежит миру, она надмирна, сродни чуду и нахо­дится по ту сторону разума. Истина есть Бог. Чудо и загадочность - основополагающие качества бытия, а всякое бытие уже является чудом. Шестов считает, что детей с детства неправильно учат, опро­вергая чудо: «Что, например, понимает современный человек в сло­вах «естественное развитие мира»? Забудьте на одну минуту «школу», и сразу убедитесь, что развитие мира ужасно неестественно: естест­венно было бы, если бы не было ничего - ни мира, ни развития».

Экзистенциальная философия Шестова. Экзистенциальную фило­софию Шестов разработал в позднейший период своего творчества под влиянием работ С. Кьеркегора. В представлении Шестова жизнь - это творчество, непредсказуемость и свобода. Жизнь - это чудо, предо­ставляющее неограниченные возможности. «Живое» - это истинная, настоящая реальность, все, что противоположно покою.

Смерть имеет прямое отношение к человеческому существованию. Она необходима для «оживления» жизни, потому что «чтоб был вели­кий восторг, нужен великий ужас». Одной из основных черт индивиду­ального человеческого существования Шестов считал непостоянство, хотя оно и раздражает окружающих личность людей (в сущности, тоже являющихся непостоянными). Однако именно с ним связаны понятия

Тема 28 Черты русской философии конца ХК - середины XX в

подлинной жизни и свободы. Они позволяют человеку восставать про­тив обыденности и необходимости, допускают его творчество. Только в этом случае человек по-настоящему и начинается.

Творчество, по Шестову - это универсальная характеристика под­линного мира, прерывистость, скачок, в результате которого из ниче­го рождается небывалое, неизвестное. В творчестве существование человека предстает как начало, не имеющее конца.

Вопросы философии. 2016. № 1 1 .

В.Н. Порус

В статье обосновывается тезис о том, что иррационализм Л. Шестова является формой протеста против культуры, подчинившей индивидуальное существование рациональным схемам и равнодушной к человеческой трагедии. Философия Шестова - предупреждение о грозящей человечеству катастрофе, к которой ведет гипертрофия рационализма как культурной ценности.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: рационализм, иррационализм, свобода, культура, экзистенция.

ПОРУС Владимир Натанович ‒ доктор философских наук, ординарный профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», Москва.

Цитирование: Порус В.Н . О так называемом иррационализме Льва Шестова // Вопросы филосо фии. 2016. № 11.

Voprosy Filosofii . 2016. Vol . 11.

Vladimir N. Porus

In article the thesis that L. Shestov’s irrationalism is the form of the protest against the indifferent to human tragedy culture, which have subordinated individual existence to rational schemes, is proved. Philosophy of L. Shestov is a prevention of accident threatening to mankind to which the rationalism hypertrophy as a cultural value conducts.

KEYWORDS: rationalism, irrationalism, freedom, culture, existence.

PORUS Vladimir N. ‒ DSc in Philosophy, Professor in Ordinary of the National Research University ‒ Higher School of Economics, Moscow. Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Citation: Porus V.N. About So-Called Irrationalism of L. Schestov // Voprosy Filosofii. 2016. Vol. 1 1 .

Л. Шестов не противился, чтобы его называли «иррационалистом». Напротив, способствовал этому, останавливаясь на перекрестках, где его мысль пересекала «тренды» мировой философии словно для того, чтобы в очередной раз бросить «рационалистам» свой вызов. Надо сказать, вызов их не очень беспокоил. Искренность чувств, изящество стиля, оригинальность мысли - этого нельзя было не заметить у Шестова, но не слишком принималось в расчет, когда ставился вопрос о допуске его в сонм философов.

Действительно, отвергая претензии разума быть верховным судьей во всех делах человеческих, Шестов не занимался гносеологией . Он видел в современной ему теории познания лишь апологетику науки: «Действительно ли научное знание совершенно или, быть может, оно несовершенно и в силу этого должно уступить ныне занимаемое им почетное место иному знанию. Это, по-видимому, самый главный вопрос теории познания, и этого вопроса она никогда не ставит. Она хочет прославлять существующую науку, она была, есть и, верно, долго еще будет апологетикой…» [ Шестов 1996 II, 286 ] . Такие высказывания не были в чести у большинства философов тогда, как, впрочем, и сегодня. Неудивительно, что это ставило под сомнение право Шестова считаться «подлинным философом», следующим принципу «свободного искания истины» [Левицкий 1996, 387].

Но и Л.Н. Толстой, у которого был свой, отличный от «апологетов», повод быть недовольным Шестовым, философа в нем также не признал [Толстой 1934, 21]. Хотя ему были симпатичны выпады против самомнения ученых, однако «Великие кануны» он обозвал «пустословием» и «декадентством» [Булгаков 1989, 104], возможно, осерчав на упреки в своем двоемыслии. Л. Шестов не раз задирал писателя, позволяя себе «разоблачать» великого разоблачителя: «С одной стороны, в нем живет пророк… готовый сродниться с безумием, вызвать на смертный бой здравый смысл и пренебречь всеми радостями жизни. < … > С другой стороны - он судорожно держится за разум и учит людей надеяться, что религия есть как раз то, что помогает нам устраивать свою жизнь» [Шестов 1996 II , 349].

С.Н. Булгаков считал Шестова «своеобразным мыслителем», но не философом, поскольку тот пытался смотреть на философию «извне», критикуя ее с позиции «индивидуалистического восприятия мира и жизни» и не доверяя ее «универсалистским» обоснованиям или оправданиям действительности [Булгаков 1993, 522]. Н.А. Бердяев выражался более замысловато: «Будучи философом, он борется против философии… и хочет философствовать как “подпольный человек” Достоевского». По его словам, Шестов ‒ человек одной темы, «…которая владела им целиком и которую он вкладывал во все написанное им» [Бердяев 1990, 251], и эта тема религиозная.

Шестов и не спорил. Лютеровское « sola fide » он поставил в заголовок одной из своих работ, которую не без оснований считают ключом к его философии. Вера оттесняет и вытесняет разум, претендующий возвыситься над действительностью, забравшись на метафизические ходули. Какова эта вера? Бердяев видит в ней след иудаизма («Он представляет Иерусалим, а не Афины» [Там же]), но Шестов находил сродство своей мысли и с религиозными исканиями Лютера, Керкегора, Паскаля, Ницше и Достоевского. Его личные поиски Бога были мучительными и незавершенными. Бердяев, по сути, был прав, замечая, что Шестов «…искал веры, но он не выразил самой веры» [Там же].

Но как бы то ни было, именно « sola fide » Шестов противопоставил рационализму. Недюжинное красноречие придавало его аргументам будоражащую пронзительность.

Главный из них в том, что «чудовище разума» (по Лютеру, « bellua qua non occisa homo non potest vivere », чудовище, не убив которое, человек не может жить) [Шестов 1992, 59] не только захватило весь жизненный мир человека, но превратило его самого в муляж, лишенный человеческих переживаний: сострадания, любви, надежды, самой веры. Они вытеснены по ту сторону «разумного бытия» и объявлены темными, непознаваемыми «иррациональными остатками» [Шестов 1993 I , 229]. Шестов призывал ополчиться на это чудище, выступив против его философских защитников. Против Спинозы, чья главная задача «…состояла в том, чтобы выкорчевать из души человека старое представление о Боге» [Шестов 1993 I , 434]. Против Гегеля, который не нашел в себе «…ни смелости, ни охоты остановиться и спросить себя, отчего и откуда у него такое доверие к разуму и познанию» [Шестов 1993 I , 417]. Против Гуссерля, провозгласившего «автономию разума» по отношению к действительности, не замечая, что при этом между ними «…открывается некий непримиримый антагонизм, ожесточеннейшая борьба о праве на бытие» [Шестов 1993 I , 220].

Он провоцировал читателя, предлагая ему выбор: примкнуть к ниспровергателям разума, либо стать в ряд его защитников. Выбор абсурдный. Из того, что классический рационализм в современном мире не способен стать основой мировоззрения, ибо реальность восстает против него в каждом из важнейших пунктов и, более того, обнажает его внутренние противоречия, не следует, что «бунт против разума» ‒ это и есть путь возрождения человеческого мира. Отсюда желание «поправить» Шестова, указать на ошибки, которые он допускает в своем яростном неприятии рационализма (см.: [Мотрошилова 1989, 142] ). Но Шестов не принял бы поправок.

Он воевал не против «разума», хотя именно ему посылал свои инвективы. За «разумом» ‒ мишенью, в которую как будто целится «иррационалист» Шестов, спрятана другая, главная цель. Чтобы попасть в нее, надо сначала пробить заслон, и Шестов пытается это сделать. На настоящего адресата своего «иррационалистического критицизма» он указывает, например, в полемике с Гуссерлем. «Вы были глубоко правы, ‒ обращается он к своему оппоненту, ‒ возвестивши, что распалась связь времен ‒ связь времен точно распадается от всякой попытки усмотреть хоть малейшую трещину в том основании, на котором покоится наше знание. Но нужно ли сохранить ‒ чего бы это ни стоило ‒ наше знание? Нужно ли вводить вновь время в колею, из которой его выбросило? Может быть ‒ наоборот? Может быть, нужно его еще толкнуть ‒ да так, чтоб оно разбилось вдребезги?» [ Шестов 1989, 146 ] .

В этом суть. Враг Шестова - не разум, не знание, а «время», иначе сказать, культура, ставшая чуждой и даже враждебной человеку. Схватка с этим врагом трагически безнадежна, ведь Шестов сам принадлежит этой культуре. Оттого так надрывно и звучат его эскапады: он обрушивается на разум, чувствуя и сохраняя свою зависимость от него. Не только потому, что его критика рациональности стремится быть рациональной, что не раз отмечали исследователи (см.: [Зеньковский 1991, 83] ). Отвергая почву, на которой произрастает античеловечески вырожденная культура, он сам остается без почвы, и эта беспочвенность достигает «апофеоза». Шестов вступает в бой, но ему приходится биться со своим врагом на территории своего же собственного внутреннего мира. Поэтому трагический герой - роль, какую он принимает на себя, - обречен, но не может и не желает избежать своей участи. «Философия трагедии» оборачивается «трагедией философии», а значит, трагедией философа.

В.В. Лютов замечает, что Шестову довелось проникнуть в такие «…глубины трагедии человеческого мышления, человеческого отчаянья, бессилия и страха, перед которыми сам иррационализм - отказ от логического познания - покажется лишь легким философским флером, игрой с академиками в кошки-мышки, той маской, какая позволяет “философствовать о философии” и - никогда - о глубине авторской, частной, человеческой завороженности - эхом, отзвуком возможного спасения или не менее возможной катастрофы» [Лютов 1999 web ]. «Иррационализм» Шестова - доспех, облачившись в который герой философской трагедии выступает на бой с чудищем культуры, скрывающим под благообразной маской «рационализма» свое уродство.

У этого чудища не одна голова, а по меньшей мере две. Первая подчиняет жизнь «вечным и неизменным истинам», другая заставляет склониться перед «вечным и неизменным добром», перед незыблемыми моральными правилами, по которым вынужден жить и действовать человек. Для первой все, что не соответствует «истинам» или «законам», должно быть отвергнуто и осуждено. Даже Бог не смеет преступить эти границы своей воли, а значит, человеку не за что Его любить: «Но как возлюбить Бога, который есть только причина, который с такою же необходимостью делает то, что делает, как и всякий неодушевленный предмет? <...> Спрошу еще раз: если о Боге, о душе, о человеческих страстях мы судим так же, как о линиях, плоскостях и телах, то что дает нам право требовать или хотя бы советовать человеку любить Бога, а не плоскость, камень или чурбан? И почему с требованием любви обращаются к человеку, а не к линии или обезьяне? Ничто из того, что есть в мире, не вправе претендовать на исключительное положение: все ведь “вещи” во всей вселенной с равной необходимостью вышли из вечных законов природы» [Шестов 1996 I , 274].

И вторая голова чудища: «Спиноза убил Бога, т.е. научил людей думать, что Бога нет, что есть только субстанция, что математический метод (т.е. метод безразличного, объективного или научного исследования) есть единственный истинный метод искания, что человек не составляет государства в государстве, что Библия, пророки и апостолы истины не открывали, а принесли людям только нравственные поучения и что нравственные поучения и законы вполне могут заменить Бога…» [Шестов 1996 I , 275]. Она осуждает и отвергает все «человеческое, слишком человеческое», нарушающее эти неумолимые нравственные законы.

Изощренная жестокость еще и в том, что суд культуры над человеком сопровождается проповедью, обращенной к этому же человеку. Мало того, что осужденный расплачивается за моральные прегрешения своими надеждами, изгойством, даже самой жизнью, он раздавливается еще и духовно, повергаясь ниц перед судом и не смея обратиться к нему с мольбой о пощаде.

Этого соблазна не избег и Лев Толстой, «срыватель всех и всяческих масок». В «Воскресении» проповедник-англичанин пытается объяснить арестантам смысл слов Христа о том, что нужно подставить другую щеку ударившему тебя обидчику. В ответ ‒ хохот. Арестанты не верят учению, доносимому до них «чужим человеком», который смотрит на них, «…как на диких, говорит с ними как с дикими; ‒ поэтому-то они и отвечают ему, как дикие, не могут ответить иначе…» [Мережковский 1995, 237]. Лицемерие, проступающее сквозь благообразие миссионера, передается самой морали, и в ней люди видят только лживое пустословие. Все так. Но не похож ли сам Толстой на свою карикатуру?

«У гр. Толстого проповедь довлеет самой себе. Не ради бедняков, голодных и униженных, призывает он к добру. Наоборот, все эти несчастные вспоминаются только ради добра» [ Шестов 1996 I , 315]. Добро, забравшись, как рак-отшельник, в свою Идею, отчуждается от человека, становится идолом, требующим жертв. «Бог умышленно подменивается добром, а добро братской любовью людей. Такая вера не исключает, вообще говоря, совершенного атеизма, совершенного безверия и ведет обязательно к стремлению уничтожать, душить, давить других людей во имя какого-либо принципа, который выставляется обязательным, хотя сам по себе он в большей или меньшей мере чужд и не нужен ни его защитнику, ни людям» [ Шестов 1996 I , 265].

Культура - царство идей. Шестов иронизирует: «Идеи живут совершенно самостоятельной, свободной и автономной жизнью. Точно бы людей и совсем на свете не было. Приходят неизвестно откуда, уходят неизвестно куда, потом снова возвращаются, если им заблагорассудится… Ваша тревога - ваша вполне заслуженная кара: уже давно мудрейшие из вас постигли эту великую истину. Хотите избавиться от мук - покоритесь идеям, обратитесь сами в идеи. В этом и только в этом ваше спасение» [ Шестов 1993 II , 196].

Книга «На весах Иова» вышла в свет в 1929 г. и вызвала много критических откликов. Ее, конечно, можно критиковать и сейчас ‒ даже жестче, чем тогда. Но нельзя не поражаться провидческому ощущению, каким пронизана эта воображаемая картина мира, населенного бывшими людьми, обращенными в идеи.

Почти в то же время Андрей Платонов делает эту картину реальной . Обитатели Чевенгура исполнили иронический завет Шестова. Они стали телесными носителями идей. Идея Бога стала идеей коммунизма, а коммунизм - общим телом чевенгурцев. В этой общности - спасение от одиночества, от разобщенности человеческих атомов, от тревоги о смысле своего существования. Степан Копенкин ощущает идею коммунизма «теплым покоем, разлитым по всему телу» [Платонов 2011, 297]. И телесное срастание с нею превращает его в орудие уничтожения всего, что считается угрозой для «обращенного». Идеи, вселившиеся в людей, подчиняют себе их мысли, поступки, чувства. Любовь, надежда, вера, счастье ‒ не чувства живых людей, а идеи, заменившие их. Если культура - царство идей, то это царство, раскинувшееся в пространстве, которое раньше было обжито людьми. Царство тоски.

Но тоска все же жизнь, а не идейный муляж. Чевенгур подает признаки жизни. Власть идей держится властью людей, отождествивших себя с идеями. Но эта власть не абсолютна. В глубине души всякого человека она встречается с сопротивлением фундаментальных устоев, на которых держится человечность. Если бы сопротивление было сломлено, чевенгурский мир стал бы мертвым. Человеку, сохранившему живое чувство, оставалось бы только уйти из этого мира. Но жизнь не до конца раздавлена гнетом идей. Именно об этом свидетельствует как бы разлитая в воздухе Чевенгура тоска: о несогласии людей быть дубликатами идей, их смертными копиями (см.: [Порус 2014]).

Нечто подобное звучит и в философии Шестова. Ему близка мысль Керкегора: отчаяние, охватывающее человека, когда тот сознает, что ему не вырваться из цепей необходимости, какими сковано его телесное и духовное бытие, является его единственной надеждой. Оно открывает ему путь к Богу. Sola fide . Шестов повторяет это как заклинание. Не рациональная необходимость, не кантовский категорический императив, не «братская любовь» между людьми, ни один из этих «идолов культуры» ‒ Бог выше всего этого, и путь к нему: через отчаяние к вере.

В этом надежда на высвобождение из-под пресса культуры, в которой нет места уважению к «великому несчастию, великому безобразию, великой неудаче» (Ницше). Философия должна сосредоточиться на трагической судьбе индивидуального существования, иначе она и вовсе не нужна. Наука худо-бедно обойдется без философских экзерсисов, в них нет необходимости и в других сферах умственной и практической деятельности (Шестов даже готов в этом согласиться с позитивистами). Но главный и последний предмет философии - человек, как он есть, взятый не в «сущностной» абстракции, а в его неизбывном индивидуальном страдании, в трагической реальности его существования.

Но до такого понимания не может подняться рационализм, ставший основанием «философии обыденности», т.е. воплощением и обожествлением здравого смысла. Столь же непригоден и «императивный морализм», равнодушный к человеческой трагедии. На этих столпах стоит культура, которая не заслуживает спасения. Ее кризис налицо, «секира уже при корнях её», но ей и до лжно погибнуть. Человек отплатит ей тем же равнодушием, с каким она отвергает и бросает на произвол судьбы «несчастнейших». Поэтому попытки обновить её устои, придать им человеческий смысл, выстроить новое здание рационализма (Гуссерль) окажутся безуспешными, будучи сомнительными и с моральной стороны.

Воздвигнется ли на развалинах рухнувшей культуры новый мир «с человеческим лицом»? Если путь к Богу человеку следует пройти в одиночку, возможно ли, чтобы тем же путем люди пришли к единению в культурном бытии? «Нужно искать Бога», ‒ твердит Шестов. Но настойчивость рефрена выдает его неуверенность. Не выйдет ли так, что убедившись в безнадежности поиска, массы индивидов, чье единение только и возможно через прямое или косвенное насилие (культуры с ее моралью или цивилизации с ее структурами власти и подчинения), успокоятся на превращении в «человеческое стадо», пасомое небескорыстными «земными богами»? Бунт против насилия разума над свободой, не обернется ли он пошлейшей из несвобод - подчинением человека по форме «рациональной», но в конечном счете мелочной и бессмысленной житейской суете, поглощающей человеческую жизнь, а мечты о чистой и спасительной Вере - ироническим обменом общеупотребительными симулякрами?

Шестов не мог ответить на такие вопросы. Но он пытался доказать, что философия, если за ней еще сохраняется значимое место в жизни, должна стать на сторону человека в его споре с культурой, хотя бы этот спор был заведомо проигрышным. Бердяев заметил: «Шестов ‒ предостережение для всей нашей культуры, и не так легко справиться с ним самыми возвышенными, но обыденными “идеями”. Нужно принять трагический опыт, о котором он нам рассказывает, пережить его» [Бердяев 1994, 246]. Иначе культура, ослепленная своим мнимым торжеством над человеческой природой, подойдет к пропасти, а философия не в силах будет остановить ее падение, употребив весь запас своих рационалистических доводов.

Иррационализм Шестова, по сути, есть предостережение об этой опасности. Он не должен быть понят как апологетика разрушительной стихии, усмиренной и подавленной разумом. Напротив, самовластие рационализма, претендующего на тотальный контроль над всем пространством человеческого бытия, неизбежно ведет к взрыву, открывающему для взбунтовавшейся стихии путь тотального разрушения. Залог жизненности культуры в непременном сосуществовании и борьбе противоположных начал: должного и сущего, свободы и необходимости, всеобщего и особенного - соединенных в человеке.

Источники - Primary Sources in Russian

Бердяев 1990 - Бердяев Н . А . Русская идея . Основные проблемы русской мысли XIX века и начала ХХ века // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья . М .: Наука , 1990. С . 43‒271 [Berdyaev N.A. The Russian idea: The main problems of Russian thought of the nineteenth and early twentieth centuries. In Russian ].

Бердяев 1994 ‒ Бердяев Н.А. Трагедия и обыденность // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2 т . Т . 2. М .: Искусство , 1994. С . 217‒246 .

Булгаков 1989 - Булгаков В.Л . Л.Н. Толстой в последний год его жизни: Дневник секретаря Л.Н. Толстого. М .: Правда , 1989 [Bulgakov V.L. Leo Tolstoy in the last year of his life: Diary of Leo Tolstoy’s secretary. In Russian ].

Булгаков 1993 ‒ Булгаков С.Н. Некоторые черты религиозного мировоззрения Л.И. Шестова // Булгаков С.Н. Сочинения. В 2 т . М .: Наука , 1993. Т . 1. С . 519‒537 [Bulgakov S.N. Some features of the the religious worldview of L.Schestov. In Russian ].

Зеньковский 1991 ‒ Зеньковский В.В . История русской философии. Т . 2. Ч . 2. СПб .: Эго , 1991 [Zenkovsky V.V. A History of Russian Philosophy . In Russian ].

Левицкий 1996 - Левицкий С.А . Очерки по истории русской философии. М .: Канон +, 1996 [Levitsky S.A. Essays on the history of Russian philosophy. In Russian ].

Мережковский 1995 - Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский // Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995. С. 7- 350 [ Merezhkovsky D . S . L . Tolstoy and Dostoyevsky . In Russian ].

Платонов 2011 - Платонов А. Чевенгур // Платонов А. Собрание сочинений. Т. 3. М.: Время, 2011. С. 11-409 [ Platonov A . Chevengur . In Russian ].

Толстой 1934 - Толстой Л.Н. Дневники и записные книжки 1910 г. // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т . 58. М .; Л .: Художественная литература , 1934 [Tolstoy L.N. The diaries and notebooks 1910. In Russian].

Шестов 1989 - Шестов Л.И. Памяти великого философа (Эдмунд Гуссерль) // Вопросы философии. 1989. № 1. С . 144-160 [Schestov L. I. In memory of a great philosopher: Edmund Husserl. In Russian ].

Шестов 1992 - Шестов Л. Киргегард и экзистенциальная философия. Глас вопиющего в пустыне. М .: Прогресс - Гнозис , 1992 [Shestov L. Kierkegaard and the Existential Philosophy . Vox clamantis in deserto . In Russian].

Шестов 1993 - Шестов Л . И . Сочинения . В 2 т . М .: Наука , 1993 [ Shestov L.I. Works. In Russian ].

Шестов 1996 - Шестов Л.И. Сочинения. В 2 т. Томск: Водолей, 1996 [ Shestov L . I . Works . In Russian ].

Лютов 1999 web - Лютов В.В. Киргегард в прочтении Льва Шестова. URL: http://lyutov74.ucoz.ru/publ/zapiski_iz_dnevnika/begstvo_v_nichto_1999_kirgegard_v_prochtenii_lva_shestova_1/1-1-0-45. (Дата обращения: 06.06. 2016) .

Мотрошилова 1989 - Мотрошилова Н.В. Парабола жизненной судьбы Льва Шестова // Вопросы философии. 1989. № 1. С. 129‒143.

Порус 2014 - Порус В.Н . Бытие и тоска: А.П. Чехов и А.П. Платонов // Вопросы философии. 2014. № 1. С . 19‒33.

References

Lyutov V.V. Kierkegaard in reading of Leo Shestov. URL : http :// lyutov 74. ucoz . ru / publ / zapiski _ iz _ dnevnika / begstvo _ v _ nichto _1999_ kirgegard _ v _ prochtenii _ lva _ shestova _1/1-1-0-45. (Дата обращения: 06.06. 2016) .

Motroshilova N.V. Parabola of Leo Shestov’s life fate // Voprosy Filosofii. 1989. № 1. P. 129‒143.

Porus V.N. Being and melancholy: A.P. Chekhov and A.P. Platonov // Voprosy Filosofii. 2014 . № 1. P. 19‒33.

Лев Шестов (1866-1938), настоящая фамилия которого Шварцман, эмигрировал из Киева после большевистской революции и поселился в Париже.

Основные работы Шестова: «Достоевский и Ницше», 1903; «Апофеоз беспочвенности», 1905; «Добро в учении Толстого и Ницше», 1907; «Potestas clavium», 1923 ("Ключи власти"); «La nuit de Gethsemanie», 1925 ("Ночь в Гефсиманском саду"); «На весах Иова» 1 , 1929; «Афины и Иерусалим», 1938; см. также Н. Лосский, Философия Шестова («Русские записки», 1939).

Для Шестова характерен крайний скептицизм, источни­ком которого явился идеал нереализуемого сверхлогического абсолютного познания. В своей книге «Апофеоз беспочвенности» Шестов опровергает взаимно противоречивые научные и философские теории, оставляя читателя в неведении. В своей книге «Афины и Иерусалим» Шестов противопоставляет рациональное мышление, восходящее еще к греческой философии, сверхъестественному библейскому представлению о вселенной, которое отрицает закон противоречия. Идея всемогущества Бога приводит Шестова, как и средневекового философа Петра Дамиани, к утверждению, что Бог мог сделать так, чтобы никогда не было прошлого; например, в его власти предопределить, чтобы Сократ не выпил чашу с ядом в 399 г. до новой эры.

В. Ф. Эрн

Владимир Францевич Эрн (1882-1917) работал в тесном общении с московскими профессорами С. Трубецким, Л. Ло-патиным, П. Флоренским. Его основные работы: «Борьба за Логос», М., 1911; «Г. С. Сковорода», М., 1912; «Розмини и его теория знания. Исследование по истории итальянской фи­лософии XIX столетия», 1914; «Философия Джоберти», 1916; см. также статью С. Аскольдова (Алексеева) об Эрне в «Русской мысли» (май, 1917).

В основном Эрн боролся с западноевропейским рациона­лизмом и тенденцией механизировать весь строй жизни и под­чинить ее технике. Он противопоставлял этим факторам ци­вилизации Логос древней и христианской философии. Этот Логос есть конкретное живое существо, вторая ипостась Троицы, воплощенная и присутствующая в историческом процессе. Эрн называет свою философию «логизмом». Его книга «Борьба за Логос» - это сборник очерков, в которых он противопоставляет две философские тенденции - рациона­лизм и свой «логизм». Рационализм исследует субъективные данные опыта и их разработку в соответствии с формальными правилами логики, т. е. понимания. Это мертвая философия, ибо она отрывает познающего субъекта от живой реальности. Логизм, напротив, есть учение о единстве познающего и по­знаваемого, видение живой реальности. У рационализма и эмпиризма современной философии нет концепции природы. В древней философии, в средние века и во времена Ренес­санса природу рассматривали как интегральное бытие, тво­рящее и получающее свою собственную внутреннюю жизнь. Таковы физика Аристотеля с ее принципом изменения, имею­щего творческую энтелехию; зародышевый Логос стоиков; natura creata creans Еригены 317 ; archeus 318 Парацельса и Жана-Баптиста ван Гельмонта. Напротив, у Декарта материальная природа опустошена: у нее нет внутренней жизни; материя обладает только внешними свойствами; протяжение и движе­ние рассматриваются как изменение положения в простран­стве. Это является лишь только одним шагом к теории Беркли о том, что материя не существует и является просто субъек­тивной идеей. После него Юм также истолковывал душу только как пучок восприятий, а не как принцип жизни. Все это - меонический миф. Кант развил меонизм до его край­него предела: его имманентная философия превращает весь познаваемый мир в систему безжизненных представлений. Когда в 1910 г. молодые русские приверженцы трансцен­дентально-логического идеализма возвратились домой из Германии и основали русскую секцию международного периодического журнала «Логос», Эрн по поводу этого написал статью под названием «Нечто о Логосе, русской философии и научном духе». Он привлек внимание к тому факту, что на обложке журнала были помещены образ Гераклита и рисунок фриза Парфенона с надписью внизу по-гречески: «Логос». Появление такого журнала в России, которая исповедовала религию Логоса, т. е. слова, можно было бы приветствовать, если бы оно означало Логос, соответствующий истинно русской культуре, основанной на традиции отцов восточной церкви. Но, анализируя направление нового жур­нала, Эрн нашел, что его Логос глубоко отличался от древне­греческого и христианского Логоса. Под греческой маской мы можем увидеть знакомую фразу «сделано в Германии». Жур­нал поддерживает рационализм, меонизм, схематизм. Гре­ческое умозрение вело к личному, живому, божественному Логосу, в котором мысль и существование образуют нераз­дельное единство. Таким образом, самобытной русской фило­софии, связанной с православием, присущ онтологизм, а не гносеологический идеализм. На Западе философия католи­ческой церкви также является онтологической. Культура, основанная на божественном Логосе, вовсе не отвергает ло­гически последовательного мышления. Логос имеет три ас­пекта, выраженные в трех сферах культуры: 1) божественная сфера выражается в религии, которая подготовляет и укреп­ляет волю для реализации морального блага; 2) космическая сфера - в искусстве, цель которого раскрыть мир как единый в прекрасном; 3) дискурсивно-логическая - в философии, цель которой понять мир как целое в единстве теоретического мышления. Но в отличие от рационализма мышление в ло-гизме не оторвано от цельного разума: оно содержит внутри самого себя существование, добродетель и красоту.

Согласно Эрну, только философия, опирающаяся на бо­жественный Логос, может руководить жизнью и установить ее конечную цель; она впервые разработала истинную кон­цепцию прогресса. Позитивистская идея прогресса как коли­чественного возрастания материальных благ есть «дурная бесконечность». Истинная идея прогресса указывает движе­ние к абсолютному завершению» абсолютному благу, т. е. цар­ству Божиему. Вступление в это царство означает конец истории, совершающейся через катастрофические ката­клизмы, и переходит в качественно отличную сферу бытия.

Эрн формулирует основные пункты своей философии в следующих тезисах: логизм есть 1) не вещность (не система вещей), но персонализм; 2) не механизм или детерминизм, но органическое строение мира, свобода; 3) не иллюзионизм или меонизм, но онтологизм; 4) не схематизм, но реалистический символизм; 5) не отрицательная, но актуальная беско­нечность; 6) он - дискретный, катастрофический; 7) не ста­тичный, а динамичный.

Эрн интересовался философией Розмини и Джоберти, по­тому что их философия была той формой онтологизма, который вырастал из католической культуры. Преждевремен­ная смерть от туберкулеза воспрепятствовала Эрну разработать свою теорию в деталях, но его книга «Борьба за Логос» чрезвычайно ценна, ибо в ней он попытался определить специфические особенности русской философии.

Глава XXI

Ученые-философы

Князь Петр Алексеевич Кропоткин (1842-1921) получил образование в Пажеском корпусе и окончил Петербургский университет. Он занимался научными исследованиями в области географии и геологии. В 1872 г. побывал за границей. Там он стал последователем социализма и анархизма. По возвращении в Россию он принял участие в революционном движении, был арестован в 1874 г., провел два года в тюрьме и в 1876 г., после побега, уехал из россии. Основные работы Кропоткина: «Анархия, ее философия и ее идеал», 1902; «Взаимная помощь как фактор эволюции», 1912 (опублико­вана на английском языке в 1902 г.); «Этика», I, 1922.

В своей книге «Взаимная помощь» Кропоткин приводит ряд примеров взаимной помощи у животных одного и того же вида и различных видов. Он доказывает, что борьба за суще­ствование ведет не к большему совершенству, а к выжива­нию более примитивных организмов. Особи, у которых ши­роко развита взаимная помощь, размножаются в большом числе, и, таким образом, взаимная помощь оказывается самым важным фактором эволюции.

Борьба за существование не объясняет происхождения новых характерных признаков организма, она только объяс­няет их преобладание или их постепенное исчезновение. Равным образом, взаимная помощь, столь высоко ценимая Кропоткиным, не является фактором, способным создать новые характерные признаки. Но особи имеют возможность жить и размножаться благодаря взаимной помощи, которая развивает новые качества, например способность эстети­ческого творчества, интенсивной интеллектуальной деятель­ности и т. п., - качества, очень часто сопровождающиеся ослаблением биологической деятельности. Таким образом, взаимная помощь способствует богатству и полноте жизни, а также развитию сверхбиологической деятельности.

Кропоткин пытался обосновать этику данными естественной истории, а не религиозной метафизики. Отмечая, что Дарвин указывал на существование взаимного понимания между животными, Кропоткин пишет, что общественная жизнь порождает социальные инстинкты как у человеческих существ, так и у животных. Этот инстинкт содержит «источники чувства доброй воли и частичного отождествления индивидуума со своей группой, которое является исходным пунктом всех возвышенных нравственных чувств. На этой основе развивается более высокое чувство справедливости или равных прав, равенства, а затем и то, что обычно на­зывается самопожертвованием» (14).

Кропоткин посвятил целый ряд брошюр, речей и статей проповеди анархизма.

Концепция мира как интегрального целого, содержащего высшие организующие принципы, развивается в русской ли­тературе не только религиозными философами, но также и не­которыми естествоиспытателями, которые применяют ее к ре­шению основных проблем философии природы. Следует осо­бо упомянуть о В. Карпове, профессоре гистологии Москов­ского университета. В своей книге «Основные черты органического истолкования природы» (1910) он применяет концеп­цию органической целостности ко всему царству природы и всем частным формациям в ней. К. Старинкевич, ботаник, написал книгу «Строение жизни», опубликованную в 1931 г., после его смерти, Г. В. Вернадским с введением Лосского. При объяснении органических совокупностей Старинкевич опирался на концепцию «первоначальной интуиции», которая связывает каждый организм с остальным миром и составляет основу развития физиологического саморегулирования, ин­стинкта и разума. Он разработал также учение о живых единицах, которые выше отдельного тела растения или жи­вотного, например такие единицы, как рой пчел, лес, болото, - и в особенности учение об органическом единстве жизни на земле и даже в космосе как целом.

Шульц, профессор зоологии Харьковского университета, написал весьма содержательную книгу «Организм как твор­чество», 1916 (серия «Теория и психология творчества», VII). Он доказывает, что развитие форм в организме пред­определяется инстинктивными актами.

Сергей Иванович Метальников (1870-1945), специалист по иммунитету, работавший после большевистской революции сотрудником Института Пастера в Париже, утверждает на основании своих наблюдений одноклеточных организмов, что даже рефлекторный акт есть творческий путь для выхода из положения, в котором организм оказывается в своей специфической окружающей среде. Его исследования реакций иммунитета дали ему возможность доказать, что они могут быть развиты в условные рефлексы. Он вводил холер­ные микробы в брюшную полость кролика и одновременно производил звук камертоном; после серии таких эксперимен­тов он производил звук камертоном без введения холерных микробов, но после разреза кролика обнаруживал, что все так же появлялись антихолерные кровяные шарики. Он доказал таким образом, что реакция иммунитета - это основной обусловленный процесс; он действительно нашел у насекомых нервный узел, который должен быть неповрежденным для сохранения разного рода иммунитета, имеющего существенное значение для них. В своей статье «Наука и этика» Ме-тальников говорит о любви как факторе эволюции. К концу своей жизни он предполагал разработать теорию эволюции, доказывая, что эволюция обусловлена разумом, который коренится в самой природе. Болезнь, а затем смерть помешали ему осуществить свой замысел.

Александр Гаврилович Гурвич (родился в 1874 г.) - про­фессор Московского университета, открывший митогенети-ческие излучения организмов, создал органическую теорию фактов, включенных в жизненный процесс; он сделал это очень осторожно, избегая концепций, которые не могли бы ясно быть определены; он применял статистический метод при изучении развития зародыша.

Л. С. Берг, профессор Петербургского университета, в своей брошюре «Теории эволюции» и подробной монографии «Nomogeneses», опубликованной в 1922 г., доказывал, что эволюция организмов совершается не по причине накопления случайных изменений, но является номогенезисом, т. е. про­цессом регулярного изменения в определенном направлении.

Психиатр Николай Евграфович Осипов (умер в 1934 г.) уехал из России после большевистской революции и, прожи­вая в Париже, поставил своей целью пересмотреть психоло­гические теории Фрейда в духе персоналистической метафи­зики Лосского. Он считал, что любовь была основным факто­ром космической жизни гораздо ранее, чем половая страсть, и не может быть сведена к простому физиологическому притя­жению. «Эмпирическая ценность исследования Фрейда не пострадает, - пишет Осипов, - если центральное место займет не физиологическое притяжение, но любовь в ее эйде­тическом смысле, как абсолютная ценность. В нашем пространственно-временном мире любовь воплощена в различ­ной степени, начиная с весьма низменной любви отождеств­ления (я люблю это яблоко и в силу этой любви его кушаю, т. е. уничтожаю). Далее, любовь находит свое выражение в чувствительности - половой и неполовой, - в нежности. На­конец, она проявляется в особых переживаниях близости или интимности между людьми как наивысшей формы про­явления любви в человеческом мире». К сожалению, болезнь и смерть помешали Осипову подробно разработать свою теорию любви, которая претендовала на объяснение связи между личностями иным путем, чем объяснения последователей Фрейда с их тенденцией к пансексуализму.

Следующие работы Осипова затрагивают философские вопросы: «Tolstoy"s Kindheitserinnerung», Imago Verlag («Воспоминания Толстого о своем детстве»); «Революция и мечта» («Труды Русского народного университета», Прага, 1931); «Болезнь и здоровье у Достоевского»; «Обозрение невралогии и психиатрии», 1931; см. также статью Лосского «Н. Е. Осипов как философ» в сборнике «Жизнь и смерть» (памяти Осипова), Прага, 1935.

Михаил Михайлович Новиков был профессором зоологии в Московском университете, а затем в Братиславе, теперь живет в Мюнхене. В своих трактатах - «Границы научного познания живой природы» (1922) и «Проблемы жизни» (Берлин, 1922) - он пытается найти компромиссное решение спора между виталистами и механистами. Новиков признает точку зрения Бергсона о различии между рациональным и интуитивным познаниями и считает, что биология как точная наука должна продолжать рационалистическое физико-химическое изучение организмов, для того чтобы уста­новить механистическое единообразие, не упуская из виду» однако, что путем этого метода вопрос о тайнах жизни не­возможно разрешить; попытки раскрыть эту тайну требуют интуиции и поэтому, раз они лежат за пределами точного знания, должны быть оставлены философам.

Академик Владимир Иванович Вернадский (умер в 1945 г.) - геолог и минеролог, посвятил много лет изучению законов биосферы. К концу своей жизни он начал, подобно французскому математику Леруа, говорить о человеке как об огромной геологической силе, а именно как о творце nooesphere. Под этим термином Вернадский понимает ре­конструкцию биосферы в интересах мыслящего челове­чества 319 .

Глава XXII

Юристы-философы

Павел Иванович Новгородцев (умер в 1924 г.) - профессор Московского университета, уехал из России после боль­шевистской революции и был деканом русского юридического факультета в Праге. Его основные работы, имеющие фи­лософское значение, следующие: «Кант и Гегель в их учении о праве и государстве», 1901; «Кризис современного право­сознания», 1909; «Об общественном идеале», 1917; «Ueber die eigentumlichen Elemente der russischen Rechtsphilosophie» («О самобытном элементе русской философии права», в сбор­нике «Philosphie und Recht», II, 1922-1923 («Философия и право»).

Невозможность достижения совершенного общественного строя в условиях существования на земле, на котором на­стаивали русские религиозные философы, уже давно получи­ла свое объяснение в работах Новгородцева. Он обосновывал свое объяснение анализом отношений между личностью и обществом. Новгородцев интересуется не родовым понятием о человеке, а конкретными и отдельными личностями. Он при­водит неопровержимые научные данные, для того чтобы до­казать, что «противоречие между личными и общественными принципами» не может быть разрешено в пределах существо­вания на земле: «Гармония между личностью и обществом возможна только в умопостигаемой сфере свободы, где абсолютная, всеохватывающая солидарность сочетается с бесконечными индивидуальными различиями. В условиях исторической жизни нет такой гармонии, и ее не может быть». Это объясняет факт, указывает Новгородцев, «падения веры в совершенном конституционном государстве», а также веры в социализм и анархизм, одним словом, «крах идеи рая на земле». Новгородцев не отрицает, что достижения современного конституционного государства, так же как и устремления социализма и анархизма, являются относи­тельным благом, но он показывает, что они несоизмеримы с идеалом абсолютного блага. Поэтому если мы хотим из­бежать безнадежного тупика, то должны создавать наш идеал общества на земле, имея в виду «свободу бесконечного развития личности, а не гармонию законченного совершен­ства» («Об общественном идеале», изд. 3, 25).

Евгений Васильевич Спекторский (1873-1951) - последний избранный ректор Киевского университета, уехал из России после большевистской революции. Он был профессором в Любляне в Югославии и с 1947 г - профессор Русской православной академии в Нью-Йорке

Основные работы Спекторского следующие: «Очерки фи­лософии общественных наук», 1907; «Проблема социальной физики в XVII в. », 1910; «Христианство и культура», Прага, 1925; «Христианская этика» 1 .

В своей книге «Христианство и культура» Спекторский убедительно показал высокое положительное значение хрис­тианства для всех сфер духовной, общественной и даже ма­териальной культуры - для философии, науки и искусства, для развития идеи личности, правосудия, государства и т. п.

В русской юриспруденции существовало сильное движе­ние против натурализма; после большевистской революции это движение продолжалось эмигрантами. Как и в Германии, противники натурализма в своей борьбе опирались сначала на послекантианский метафизический идеализм или на сов­ременный трансцендентальный идеализм. В русской фило­софии против натурализма ведется борьба даже на более глубоких основах в связи с религиозным истолкованием мира. Превосходный аналитический обзор литературы по этому вопросу сделан в журнале «Philosophiе und Recht» («Фило­софия и право») в специальном приложении «Russische Rechtsphilosophie», 1922-1923 (Heft II) («Русская философия права», 1922-1923, книга II). В статье Новгородцева «О самобытном элементе русской философии права» была показана эта тенденция к обоснованию юриспруденции на религиозных принципах. Т. Гурвич в своей статье «Die zwei grossten russischen Rechtsphilosophen Boris Tschitscherin und Wladimir Solowijew» («Два величайших русских философа права - Борис Чичерин и Владимир Соловьев») сравнивает взгляды Чичерина, основанные на идеализме Канта и Гегеля, со взглядами Соловьева, источником которых была религиоз­ная метафизика. Гурвич также разъясняет значение работ Новгородцева, пытавшегося дать синтез этих двух тенденций. Психологизм Петражицкого получил свое истолкование в статье Г. Ландау. Наконец, статья "Uebersicht der neueren rechtsphilosophischen Literatur in Russland" («Обзор но­вейшей литературы по философии права в России») дает представление о русской философии права в целом. В этой статье рассматриваются работы Б. Кистяковского, основан­ные на трансцендентальном идеализме фрейбургской школы, этический персонализм И. Покровского, искания идеальных основ юриспруденции в работах Е. Спекторского, Н. Алек­сеева и др.

Глава XXIII

Философские идеи поэтов символистов

I. Андрей Белый

Из поэтов-символистов следующие четыре поэта писали больше всего по философским вопросам: Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Н. М. Минский и Д. С. Мережковский.

Андрей Белый (1880-1934) известен под этим литератур­ным псевдонимом. Его настоящее имя - Борис Николаевич Бугаев. Он - сын профессора Бугаева, занимавшего кафед­ру математики в Московском университете. Андрей Белый изучал естествознание и гуманитарные науки. Основной фи­лософской работой Андрея Белого является «Символизм», опубликованная Мусагетом в 1910 г.

Андрей Белый рассматривает символизм как мировоззре­ние, составляющее основу символистического искусства и воплощающего "некоторые черты таоизма в реалистическом миросозерцании" (49, 106). Символизм есть синтез Индии, Персии, Египта, Греции и средних веков (50). Находясь под сильным влиянием Риккерта, Андрей Белый утверждал, что точные науки не объясняют мир как целое: они ограни­чивают предмет познания и тем самым «систематизируют отсутствие познания». Жизнь раскрывается не через научное познание, а через творческую деятельность, которая «недоступна анализу, интегральна и всемогущественна». Она только может быть выражена в символических образах, обле­кающих идею (72). Единство жизни выражается такими сим­волами, как Адам Кадмон из каббалы, Атман из индийской философии, Логос-Христос. В целом философия Андрея Бе­лого есть разновидность пантеизма.

В процессе познавательного или творческого символизи-рования символ становится реальностью. Живое слово тес­но связано с реальностью и поэтому получает магическую силу. (см. главу «Магия слов»). Поэзия, говорит Андрей Белый, связана с творением слов - дар, которым он сам обладал в изумительной степени. Некоторые из слов, при­думанные им, следовало бы ввести во всеобщее употребле­ние, но другие выражают такие неуловимые и быстротеч­ные нюансы того предмета, который он изображает, что их можно использовать только раз в жизни. Значительная часть его книги посвящена анализу стиля различных поэтических произведений, дискуссии о значении метрических форм, ритма, аллитерации, ассонанса и т. п.

• Специальность ВАК РФ09.00.03
• Количество страниц 204

ГЛАВА I. СОЦИАЛЬНЫЕ И ИДЕЙНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ФИЛОСОФСКОГО

ИРРАЦИОНАЛИЗМА ЛЬВА ШЕСТОВА

§ I. Социально-исторические условия становления мировоззрения Шестова

§ 2. Идейно-теоретические истоки формирования иррационалистической концепции Шестова

ГЛАВА П. ФИЛОСОФСКИЙ ИРРАЦИОНАЛИЗМ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ

ОСНОВА УЧЕНИЯ ШЕСТОВА.

§ I. Критика рационалистической традиции и антисциентизм Шестова

§ 2. Иррационалистическая трактовка Шестовым структуры бытия и природы познания

§ 3. Этический солипсизм и мистификация человеческой свободы в философии Шестова

Рекомендованный список диссертаций по специальности «История философии», 09.00.03 шифр ВАК

• Эволюция концепции свободы воли в религиозно-экзистенциальной философии Льва Шестова 2002 год, кандидат философских наук Пименов, Виталий Юрьевич

• Проблема богоискательства Л.И. Шестова в контексте западной философии 2009 год, кандидат философских наук Ширманов, Ярослав Игоревич

• Философия Льва Шестова в контексте европейской религиозно-философской традиции 2006 год, доктор философских наук Курабцев, Василий Леонидович

• Рациональное и иррациональное "Я" в философии Л.И. Шестова 2003 год, кандидат философских наук Механикова, Елена Анатольевна

• Философия Льва Шестова: соотношение традиционализма и антитрадиционализма: Опыт структурно-исторического анализа 1999 год, кандидат философских наук Поляков, Сергей Анатольевич

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Критика философского иррационализма Льва Шестова»

Основным содержанием современной эпохи является противоборство двух социальных систем капитализма и социализма, особенно остро проявляющееся в области идеологии. "Претерпев в 60-70 годы ряд крупных поражений на мировой арене, - отмечалось на июньском Пленуме ЦК КПСС 1983 г., - империализм, превде всего американский, предпринимает все более массированные, беспрецендентные по своему размаху атаки на наш общественный строй, марксистско-ленинскую идеологию, стремится отравить советских людей. .Идет напряженная, поистине глотбальная борьба двух идеологий.

В острой идеологической борьбе буржуазные теоретики антикоммунизма используют все средства и методы, стараясь подорвать доверие людей к социалистическому образу жизни, коммунистической морали, к марксистскому мировоззрению. Вот почему перед советскими философами стоит важнейшая задача - всемерно укреплять завоевания нашей теоретической мысли", ярче раскрывать подлинный гуманизм нашей коллективистской морали, вести неотступный бой против бездуховности, эгоизма, против любых 2 попыток протащить в нашу среду чужие взгляды и нравы.

Актуальность этой задачи возрастает в связи с тем, что буржуазные идеологи прибегают не только к фальсификации основополагающих идей марксистско-ленинского мировоззрения, они хотят привить народам, ставшим на цуть социализма, идеалы и Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС. 14-15 июня 1983 г. М., Политиздат, 1983, с.29.

2 Там же, с.58. принципы, основанные на разного рода реакционных фидеистических и иррационалистических учениях. Буржуазные теоретики пытаются подорвать основы социалистического строя, посеять недоверие среди людей к социализму и его духовным ценностям.

В борьбе против материалистического мировоззрения буржуазные идеологи нередко обращаются к учениям русских религиозных мыслителей, доказывая, что идеи марксизма чужды "русской душе", глубоко религиозной по своей сути, что они искусственно "навязаны" русскому народа и не имеют объективных предпосылок для своей реализации.

Вывод о том, что большевики, не считаясь с объективными условиями и традициями России, воспользовались "темнотой" широких народных масс и "обманули" их, навязав им строй, мораль и идеологию, несовместимые с их психологией и стремлениями, широко распространяется через средства массовой информации.

Поэтому советским философам необходимо разоблачать мифы о "религиозности русской души"; вскрывать реальные основания распространения мистицизма в русской идеалистической философии, отражающей, как считают на Западе, истинный дух русского общества на рубеже XIX - XX веков; подвергать аргументированной критике религиозно-идеалистические учения, игравшие известную роль в духовной жизни России на рубеже веков и гальванизируемые сегодня буржуазной пропагандой в целях борьбы с марксистско-ленинскими идеями. Эта задача сегодня столь же актуальна, как и в предццущие годы. "Марксистские историки философии, - подчеркивал академик М.Т.Иовчук, - должны в ближайшие годы дать фундаментальные критические исследования российского идеализма, особенно тех его течений, которые ныне Т гальванизируются за рубежом идеологами антикоммунизма".

Учение одного из видных русских философов-идеалистов Льва Шестова уже не одно десятилетие - предмет повышенного внимания со стороны теоретиков антикоммунизма, которые используют идеи русского иррационалиста в своих доктринах, объективно направленных против диалектического и исторического материализма, коммунистической морали.

В наши дни, когда экзистенциалистская философия является одним из философско-мировоззренческих оснований западной культуры, еле,дует критически осмыслить прежде всего истоки экзистенциализма, связанные с философской деятельностью Шестова, сыгравшего значительную роль в развитии и распространении экзистенциалистских идей на Западе. "Большую роль в распространении идей экзистенциализма, в первую очередь религиозного, писал советский исследователь В.Н.Кузнецов, - сыграли эмигрио ровавшие во Францию русские философы Н.Бердяев и Л.Шестов". Советский критик В.Ерофеев отмечал, что ".вызов разуму", действительно определил смысл влияния Шестова на западную о мысль XX века, и прежде всего на экзистенциализм".

О том, насколько значителен интерес к философскому творчеству Шестова на Западе, говорит тот факт, что во Франции, например, во второй половине 60-х годов были переизданы все

См. Иовчук М.Т. Ленинизм и философские традиции в послеоктябрьскую эпоху. Философские науки. М., Высшая школа, 1967, № 5, с.46. р

Кузнецов В.Н. Французская буржуазная философия XX .в. М., Высшая школа, 1970, с.228.

3 Ерофеев В. Остается одно: произвол. См. Вопросы литературы, М., Известия, 1975, № 10, с.156. основные произведения мыслителя, сейчас выходит в свет полное собрание его сочинений, в 1983 году была впервые издана его переписка. Произведения Шестова издавались и издаются не только во Франции, но и в США, Канаде, ФРГ, Японии, Италии, Испании, Дании, Аргентине на языках этих стран. Радиостанция "Голос Америки", известная своей антикоммунистической направленностью, организовала в 1983 году цикл передач, посвященных жизни и философско-критической деятельности Льва Шестова. Все это свидетельствует о том, что учение русского мыслителя на Западе пытаются возродить и приспособить для идейной борьбы с марксизмом. Но не только "светские" идеологи капитализма стремятся использовать иррационалистические идеи Шестова и поставить их на службу антикоммунизма. Едва ли не большее внимание на учение Шестова обращают церковники, которые считают его философию истинным выражением религиозной сущности "русской души", стремящейся не к революциям, а к поискам бога и созданию своей религии. И, хотя учение Шестова не может удовлетворить требованиям традиционных вероучений, тем не менее его фидеистические и антирационалистические идеи получили широкое распространение в философско-религиозных кругах. Известный религиозный деятель и буржуазный историк философии В.Зеньковский писал: "О Шестове нельзя сказать, что он создал систему - но он сделал больше: он создал прочную базу для системы (религиозной философии)".* И далее: "Незабываемая заслуга Шестова заключается потому в его антисекуляризме, в его пламенной пропоо веди религиозной философии, построенной на вере и Откровении". Зеньковский В.В. История русской философии. Париж, УМКА-ПРЕСС, 1950, т.2, с.228.

2 Там же, с.230

Апологетами религиозных идей Шестова являются Б.Мартин, который перевел на английский язык все основные произведения мыслителя, снабдив их тенденциозным комментарием; Д.Вернхам, раскрывший в своей книге -ЬЬтк^п сущность философско-религиозных разногласий между Шестовым и Бердяевым; и особенно русские философы-идеалисты, оказавшие значительное влияние на буржуазную культуру не только в России, но и за ее пределами: Н.Бердяев, С.Булгаков, Н.Лосский, Б.Грифцов, Иванов-Разумник и др.

Актуальность исследования философско-религиозного учения Шестова и прежде всего его методологической основы - философского иррационализма-обуславливается и рядом других причин.

Учение Шестова стало отражением кризиса духовной жизни определенной части русской буржуазной интеллигенции. Оно как бы предвосхитило дальнейшую эволюцию буржуазного сознания от рационализма к иррационализму и фидеизму в условиях деформированного, уродливого, раздираемого противоречиями общественного развития России, вступившей в эпоху империализма. Несмотря на существенное различие в условиях формирования капитализма,в России и на Западе, сохранялась определенная общность основных признаков и социальных последствий, помогающая выводить общие закономерности, делать сравнения. Так, одним из последствий развития капитализма в России, как и на Западе, явился кризис духовной культуры и как следствие его - распад буржуазного сознания, приведший к появлению и широкому распространению иррационалистического мировоззрения, иррационалистических учений Кьеркегора и Ницше, Шестова и Бердяева. Не случайно поэтому и в настоящее время иррационалистические учения достаточно популярны в буржуазном обществе.

Таким образом иррационализм в русской философии явился естественным следствием социального развития в период качественных изменений в общественной жизни страны, следствием разрушения духовных ценностей дворянско-помещичьего сознания. Определенная часть русской интеллигенции, не сумев приспособиться к новым историческим условиям, не видя перспективы социального прогресса, отказавшись от старых нереализованных идеалов свободы, равенства, справедливости и не приняв новые ценности буржуазной морали, "трансцендировала" в иррационализм, богоискательство и богостроительство, чему способствовала сама деспотия и реакция царизма. Поэтому нет никаких оснований искать причину возникновения иррационализма в "религиозной сущности русской души", как это пытаются представить на Западе, хотя, конечно, и религиозная традиция в России оказала известное влияние на учения иррационалистов.

Сам процесс зарождения и развития философского учения Шестова представляет известный научный интерес в свете исследований проблемы возникновения и распространения иррационализма в России, проблемы весьма актуальной для истории русской философии.

Представляется актуальным и исследование теоретических источников иррационализма Шестова, особенно тех из них, которые связаны с именами Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского. Тенденциозная интерпретация Шестовым произведений этих мыслителей во многом определяет отношение к ним западного читателя, поэтому необходим марксистский анализ подобных интерпретаций.

В идеалистической русской философии учение Шестова в известном смысле стоит особняком. Оно как бы подытоживает все иррационалистические тенденции и искания русских идеалистов. Учение Шестова это по-своег^ последовательная и при всей своей идейной противоречивости сохраняющая мировоззренческую цельность доктрина, что было отмечено В.Ф.Асмусом, который писал: ".нельзя не заметить, что в книгах и эссе Шестова выражено некоторое, если не логически слаженное, то во всяком случае верное себе и в самой своей противоречивости по-своему цельное мировоззрение".^ Шестов довел до "логического" завершения основные иррационалистические посылки, что привело его к самому крайнему иррационализму, выразившемуся в отрицании мыслителем не только рационализма в философии и науке, но и самого рассудка, его полезности для человека. Учение Шестова показывает, к чему может и должен привести последовательно утверждаемый иррационализм. Вот почему критический анализ философского иррационализма Шестова дает возможность вскрыть тенденции развития иррационализма в современной буржуазной философии, что актуально как в историко-философском аспекте, так и в плане истории буржуазной культуры в целом.

Вместе с тем, следует отметить, что в отечественной философской литературе все еще нет всестороннего анализа философского наследия Шестова, его основательной критики. Многочисленные ссылки на учение Шестова приводятся лишь в связи с решением частных задач. В имеющихся диссертациях затрагиваются лишь отдельные, пусть и важные стороны мировоззрения русского I

См. Асмус В.Ф. Лев Шестов М., Высшая школа, М, 1972.

Философские науки. иррационалиста. Однако почти все исследователи, изучающие проблемы буржуазной этики, иррационализма, антисциентизма, а также связи русской философии с современными буржуазными и религиозными течениями, в той или иной степени ссылаются на философию Льва Шестова.

Поэтому в данной работе предпринята попытка критически проанализировать методологическую основу учения Шестова - философский иррационализм, его истоки и основные положения,эволюцию и способ его выражения в религиозно-экзистенциальной доктрине мыслителя. Тем более, что эта проблема еще не разрабатывалась специально в отечественной и зарубежной литературе.

Вместе с тем нельзя не отметить, что предлагаемое исследование базируется на выводах, сделанных в трудах советских и зарубежных философов-марксистов. Все то, что было написано о Шестове ранее, дает нем серьезные основания для решения проблем, поставленных в диссертации. Вот почему следует кратко осветить те основные работы, которые были использованы в процессе настоящего исследования.

В этой связи необходимо выделить монографию В.А.Кувакина "Религиозная философия в России",^ в которой автор, наряду с идеями других представителей русской религиозной мысли, рассматривает и подвергает критическому анализу основные положения философско-религиозного учения Шестова. В монографии исследуются некоторые важнейшие положения шестовской онтологии и гносеологии, касающиеся фидеистических и богоискательских идей иррационалиста. В.А.Кувакин предпринял также попытку 1$80КШ Религиозная философия в России. М., Мысль, проследить истоки и эволюцию религиозных взглядов Шестова.

Значительный интерес представляет монография А.И.Новикова "Нигилизм и нигилисты"В ней автор исследует, наряду с другими вопросами, истоки и основные положения критики Шестовым рационализма и морали. Шестов в данной работе выступает воинствующим скептиком-нигилистом, что и соответствует его действительной позиции в отношении духовных ценностей человечества.

В монографии В.П.Шкоринова "Этический иррационализм в России" ^ высказывается ряд ценных идей, касающихся социально-исторических и идейно-теоретических оснований этического иррационализма в России, а также этической концепции Льва Шестова, его отношения к общественной морали, что было использовано в диссертации.

Несомненно полезной для исследования философии Шестова представляется большая статья В.Ерофеева "Остается одно: произвол", в которой исследователь стремится проследить основные этапы формирования мировоззрения Шестова и дать критическую оценку его основным идеям.

Определенный интерес представляет статья Н.В.Носовича "Фио лософские взгляды Льва Шестова", где сделана попытка в тезисной форме изложить основные философские идеи Шестова и дать им марксистскую оценку.

Новиков А.И. Нигилизм и нигилисты. Л., Лениздат, 1972. о

Шкоринов В.П. Этический иррационализм в России. Ростов-на-Дону, изд. Ростовского университета, 1973.

Носович Н.В. Философские взглдцы Льва Шестова. См.: Уч. зап.кафедр, общ.наук вузов Ленинграда. Философия, вып.ХУ, ЛГУ, 1974.

Несколько интересных работ освещают отдельные стороны фи-лософско-критической деятельности Шестова. Так, в статье "Лев Шестов и Кьеркегор" проведен сравнительный анализ идей Шестова и Кьеркегора, определена степень их идейной близости. Эта же проблема рассмотрена в книге П.П.Гайденко "Трагедия эстетиз

Т 2 ма". В статье "Достоевский и экзистенциализм" А.Н.Латынина не только вскрывает порочность шестовской интерпретации произведений и идей Достоевского, но и анализирует также причины такой интерпретации и реальные для нее основания.

Следует также обратить внимание на работу Р.Фльора " Lew q ptcMvosEc^"^n 3 в которой польский философ выясняет родство шестовской религиозной доктрины с философией православия, показывая их идейную близость по ряду вопросов. В статьях болгарского ученого Л.Христова "Ирационалистическата концепция за човека и личността в трактовката на эсхатологи-ческия екзистенциализъм"^ и "Превъплъщенията на абсурда или к абсурдът на превъплещенията" показана близость идей Шестова и Бердяева современному экзистенциализму, критикуется с марксистских позиций решение Шестовым проблем свободы и необходимости. Гайденко П.П. Трагедия эстетизма. М., Искусство, 1970. р

Латынина А.Н. Достоевский и экзистенциализм. См. в кн. Достоевский художник и мыслитель. М., Художественная литература, 1972.

3 См. tzbwiek < $vVi 2. См. Научны трудове. /Серия философия/, jW6, София, 1975. 5

См. Философска мисъл. Кн.10, год ХХХШ. София, 1977, ме-сечно списание. otopogiao/. iQiу - W"as za vsqt

В буржуазной философской литературе также имеется ряд работ, посвященных философии Щестова, но они,как правило,носят не критический, а скорее апологетический характер. Вше упоминалась книга Д.Вернхама " üwo hu^utn Um^S »,1 в которой канадский исследователь,- явно симпатизируя Шестову, стремится вскрыть сущность разногласий и идейной близости Шестова и Бердяева. Апологетическую позицию в отношении Шестова занимает и американский религиозный философ Б.Мартин, что особенно ярко проявилось в его тенденциозной подборке, снабженной комментарием " fl Sbt^tov fintoíogy «Z

Особого внимания заслуживают статьи и эссе, написанные русскими философами и литераторами, поддерживавшими с Шестовым дружеские отношения. К таким работам относятся статьи Н.Бердяq ева "Трагедия и обцценность", а также "Основная идея философии Льва Шестова", являющаяся введением к посмертно изданной книге Шестова "Умозрение и Откровение".^ В целом эти работы носят апологетический характер, привлекая к философскому творчеству Шестова интерес читателей, хотя Бердяев и высказывает несогласие с Шестовым по целому ряду проблем, в частности, по проблеме роли познания и морали в жизни человека. Подобную же позицию по отношению к Шестову занимает и С.Булгаков в работе

I wbínñüm J- ^ $ Fwo P>u$5icfh -thinfajs . Лг)

1 f^SeZT^y te, S"Hsiov- Zl^svLj ojéenlo

2 fy^l^v^ntotú^ - JHhen^, 0l"ll°

3 Бердяев H. spectíe X?LetnÜQÍi9 С.Петербург, изд, М.В.Лирожкова, 1907. Шестов JI. Умозрение и Откровение. УМКА-ПРЕСС. Париж, 1964.

Некоторые черты религиозного мировоззрения Л.И.Шестова", напечатанной в журнале "Современные записки".^

Следует отметить также книги русских философов-идеалиср тов Б.Грифцова "Три мыслителя" и Иванова-Разумника "О смысле 3 жизни, в которых авторы, исходя из своих философских концепций, стремятся привлечь Шестова в единомышленники, сообщая при этом некоторые заслуживающие внимание факты и идеи.

Известный религиозный деятель В.Зеньковский делает попытку оценить "вклад" Шестова в русскую философию, определить его место и заслуги перед религией. В книге Зеньковского "История русской философии" философии Шестова посвящен раздел.

В диссертационных исследованиях К.К.Чикобавы "Критика религиозно-экзистенциальной философии Льва Шестова" /1975/; А.И. Черных "Экзистенциальная философия Льва Шестова" /1976/; В.В. Куликова "Философская антропология Н.Бердяева и Л.Шестова" /1978/ и Ю.А.Бахныкина "Критика религиозной философии Льва Шестова" /1980/ вскрываются социальные и идейные предпосылки философии Шестова; показана ее связь с современными буржуазными философскими течениями; определена сущность этических идей мыслителя, проблем истины, веры, бога, человека, философии и научного познания в мировоззрении Шестова.

В^виду того, что многие проблемы, связанные с критикой философско-религиозной доктрины Шестова, достаточно освещены в марксистской литературе, основная цель нашего диссертационного исследования-показать методологическую основу учения Шестова Современные записки. Париж, 1939, №68. ^ Грифцов Б. Три мыслителя. М., изд. В.М.Саблин, 1911. ^ Иванов-Разумник. 0 смысле жизни. С-Петербург, Спб., изд-2, философский иррационализм), его социально-исторические и идейно-теоретические истоки, его генезис и основные принципы, а также несостоятельность и бесперспективность.

Эта цель обусловливает постановку и решение комплекса задач, среди которых нужно выделить следующие. Во-первых, необходимо вскрыть социальные и идейные корни философского иррационализма как методологического базиса учения Шестова., Эта задача предусматривает обнаружение объективных и субъективных факторов, повлиявших на формирование иррационалистических тенденций в русской идеалистической философии в целом и в мировоззрении Шестова в частности.

Во-вторых, надо отметить, что скептицизм и нигилизм Шестова по отношению к научному и социальному прогрессу, морали и рациональному познанию в конечном счете обусловили основные положения философии Шестова, принципы его философского иррационализма.

В-третьих, учитывая, что принципы философского иррационализма наиболее ярко обнаруживаются в сфере онтологических и гносеологических проблем, необходимо проанализировать онтологическую и гносеологическую концепции Шестова.

В-четвертых, философский иррационализм явился основанием этической доктрины мыслителя, определил ее направленность и основные идеи,в силу чего представляется актуальным анализ философского иррационализма Шестова в свете его этического учения.

В-пятых, следует раскрыть несостоятельность философского иррационализма, как методологии философского учения, обусловившей реакционный и антигуманный характер религиозно-экзистенциальной доктрины Льва Шестова.

Новизна данного диссертационного исследования заключается в том, что еще ни в одном отечественном или зарубежном исследовании не подвергалась специальному критическому анализу методологическая основа учения Шестова - философский иррационализм, во всех его проявлениях. А именно под таким углом зрения и решаются вышеперечисленные задачи.

Методологической основой диссертации являются работы классиков марксизма-ленинизма, материалы и документы КПСС, а также фундаментальные труды философов-марксистов, в которых разработаны принципы диалектического и исторического материализма, принципы критики буржуазной философии. Основными принципами и методами исследования являются конкретно-исторический анализ, классовый подход, восхождение от абстрактного к конкретному, единства логического и исторического и т.д.

Диссертация написана на основе изучения работ Шестова, марксистской и немарксистской литературы о нем.

Решение поставленных в исследовании целей и задач позволяет вынести на защиту следующие положения.

Философский иррационализм Шестова возникает и формируется как результат кризиса помещичье-дворянского сознания, вступившего в противоречие с объективным ходом исторического процесса, потерявшего веру в традиционные ценности своего класса и не нашедшего им замены в условиях зарождающегося капитализма.

Становление основных положений философского иррационализма Шестова находится в теснейшей взаимосвязи с ассимиляцией и соответствующей переработкой мыслителем иррационалистических идей, имевшихся в русской и западно-европейской культуре, с тенденциозной интерпретацией философом противоречий рационалистической философии нового времени.

Антирационализм и антисциентизм, нигилизм и скептицизм Шестова в отношении социального и научного прогресса, явился проявлением индивидуалистического протеста против социального детерминизма, ограничивающего свободу выбора человека, подчиняющего его законам общества и природы, сдерживающего его своеволие и произвол.

Философский иррационализм лежит в основании религиозно-экзистенциального учения Шестова, пронизывая все его части и связывая между собой онтологическую, гносеологическую и этическую доктрины, определяя их форму и содержание.

Реакционный и антигуманный характер мировоззрения мыслителя, проповедующего социальный пессимизм и пассивность был обусловлен прежде всего философским иррационализмом, который завел Шестова в интеллектуальный и нравственный тупик, в лагерь реакционнейших мыслителей современности.

Практическая ценность исследования в том, что его результаты могут быть использованы: в лекциях и спецкурсах, связанных с критикой буржуазной философии; в курсе лекций и практических занятий по русской философии; в атеистической пропаганде; в критике антикоммунизма, использующего иррационализм в борьбе против коммунистической идеологии и морали.

Заключение диссертации по теме «История философии», Бурак, Евгений Нестерович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Философский иррационализм как методология философско-религиозного учения Льва Шестова возникает и формируется в условиях, когда Россия, еще не преодолев до конца феодальные устои в области экономики, политики и культуры, вступила на путь развития капитализма. Противоречивость общественного бытия проявилась в кризисе сознания той части русской интеллигенции, которая не сумела приспособиться к новым историческим условиям, не поняла смысла изменений, происшедших в государстве, и не смогла соотнести свои идеалы, порожденные дворянско-поме-щичьим мировоззрением и психологией, с действительностью. С одной стороны, эта часть русской интеллигенции не принимала крепостничества со всеми вытекающими из него последствиями, с другой стороны, она не могла принять и произвола царизма,уродливо проявившегося в условиях развития капитализма. Это породило социальный пессимизм и и скептицизм в отношении будущего, социального прогресса как такового.

Поскольку же социальный прогресс непосредственно связан с научно-технической революцией, с рациональным освоением человеком природы, то этот пессимизм и скептицизм был перенесен на рационализм в целом. Гуманизация общества, по мнению этой части интеллигенции, наталкивалась на серьезное препятствие со стороны рационалистической морали, рационалистического социального устройства и рационалистической науки, декретирующей зависимость человеческой жизни от необходимости социального развития, от неумолимых законов и закономерностей природы.

В этих условиях создается благоприятная почва для возникновения и широкого распространения в среде интеллигенции иррационалистических идей.

Социально-исторические условия, отразившиеся в психологии и определившие ценностные ориентации Шестова, сыграли решающую роль в формировании его иррационалистического мировоззрения, в его отношении к духовным ценностям человечества и,прежде всего, к произведениям художественной литературы и философии. Это определило тенденциозность мыслителя в его понимании постановки и решения ряда проблем представителями мировой мысли. Шестов сквозь призму иррационалистического мироощущения воспринял и в таком виде ассимилировал идеи целого ряда философов и писателей, что позволило ему сформулировать основные положения своего учения и выработать его методологию. Так, в мировоззрении Шестова причудливо переплелись трансформированные через иррационалистическое восприятие мыслителя идеи Шекспира, Толстого, Достоевского, Чехова, Ибсена, Спинозы, Канта, Ницше, Шопенгауэра, Кьеркегора, Соловьева, Бердяева и многих других. Центральной нитью, связывающей воедино самые различные концепции, порой весьма противоречивые, явилась идея борьбы с необходимостью, исключающей, по мнению Шестова, свободу человеческого выбора- произвол в понимании мыслителя. Именно под таким углом зрения Шестов и "обрабатывал" произведения самых различных мыслителей.

Особую роль в учении Шестова играет трансцендентальный идеализм Канта, который был использован мыслителем для обоснования субъективной сущности не только философских категорий, но и вообще нашего знания, а стало быть для обоснования неправомочности науки, рационализма и умозрения в целом. Тенденциозная трактовка кантовских идей легла в основу борьбы Шестова против разума.

Философский иррационализм определил отношение Шестова к результатам человеческого познания, которое было признано мыслителем ложным в своей основе. С этих позиций Шестов начинает свою тяжбу с наукой и гносеологическими доктринами, оправдывающими научное познание. Он использует аргументацию скептиков, борьбу идеализма и материализма, позитивизма и рационализма, рационализма и сенсуализма и т.д. для того, чтобы дискредитировать научное познание и традиционную философию. Нападки Шестова на науку и философию приводят его к необходимости вьщви-нуть им альтернативу: своеобразную иррационалистическую гносеологию. При этом Шестов сознательно выхолащивает рационалистическое содержание из наиболее принятых и распространенных понятий, таких, как познание, необходимость, свобода и т.д. Его иррационалистическая гносеология вообще отрицает понятийное познание, познание общих закономерностей природы и общества. Она сводится к непосредственному внутреннему переживанию, экстатическому состоянию, наконец, к вере в откровения священного писания, приспособленного Шестовым для своих целей. Назначение такого "познания - освободить человека от "химер", порожденных разумом и рационализмом, и прежде всего, "химеры" необходимости. Только освободившись от необходимости, человек обретет свободу и вернется к богу, которого потерял с того момента, как поддался "чарам" разума.

С другой стороны дискредитация науки и рационализма вынуждает Шестова вьщвинуть свою альтернативу и естественно-научной картине мира, то есть создать иррационалистическую онтологию. Если наука не может дать человеку истинного знания об объективном мире, если разум сам формирует ту природу, которую наука изучает, следовательно, в реальном мире нет тех предикатов, которые ему приписывает наука и преяоде всего нет причинной необходимости. А раз так, значит законом мира является бесконечный произвол, а сам мир представляет собой конгломерат единичных, не связанных причинной зависимостью явлений. В этом мире хаоса, мире абсурда, с точки зрения рационализма, есть лишь один божественный смысл: породить и освободить человека, сделать его сотрудником бога, такого же абсурдного, как и все им сотворенное.

Философский иррационализм лежит в основе и этической доктрины Шестова, вытекающей из критики мыслителем общественной морали, рационалистической по существу. Всю этику Шестова пронизывает стремление освободить человека от всяческих норм и условностей, сдерживающих его произвол. Этика Шестова - это призыв к вере человека в несбыточную надежду освобождения от какого-либо долга перед обществом или другими людьми. Развивая свои этические идеи, Шестов исходит из основополагающего для него принципа, что все в мире безусловно свободно, и что человек есть часть этой свободы, высшим проявлением которой является бог. Никто и ничто не может ограничивать эту свободу, и задача человека лишь в том, чтобы, презрев все условности, налагаемые на него общественной моралью, "вырваться" в мир невозможного, абсурда и начать осуществлять свободный выбор, не ограниченный рамками добра и зла.

В этической концепции Шестова, основанной на его онтологических и гносеологических посылках, на его философском иррационализме, ярче всего проявляется антигуманный и реакционный характер его учения. Учения, призывающего к реализации "права" человека на произвол, на собственный каприз в ущерб своей жизни, в ущерб интересам общества. Кроме того, реакционность учения Шестова заключается в его призыве отказаться от попыток изменения порочных общественных отношений не только революционным, но и реформационным путем. В его стазировании и оправдании человеческих страданий, ведущих по его мнению, к освобождению человека от вековых предрассудков, от власти разума.

Настоящее исследование, разумеется, не исчерпало всех проблем, связанных с философским наследием Шестова. Предстоит исследовать, например, связь философии Шестова с иудаизмом, протестантизмом, православием; более глубоко разобраться в его символике; проследить связь учения Шестова с герменевтикой и т.д. Все это позволит основательно разобраться и подвергнуть критике одно из наиболее реакционных буржуазных философских учений.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Бурак, Евгений Нестерович, 1984 год

1. Маркс К. Экономические философские рукописи 1844 г. Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., Политиздат, 1956, с.517-642.

2. Маркс К. К критике политической экономии. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.13, с.1-167.

3. Маркс К. Заметки о реформе 1861 г. и пореформенном развитии России. Конец 1881-1882 г. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.19, с.422-441.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. Соч., 2-е изд., т.З, с.7-544.

5. Энгельс Ф. Крестьянская война в Германии. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.7, с.343-437.

6. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.20, с.5-338.

7. Энгельс Ф. Диалектика природы. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.20, с.343-626.

8. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.21,с.269-317.

9. Энгельс Ф. Вере Ивановне Засулич. В Женеву. Лондон, 25 апреля 1885 г. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.36.с.259-264.

10. Ленин В.И. Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов. Поли.собр.соч., т.1, с.125-346.

11. Ленин В.И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве. Полн.собр.соч., т.1, с.347-534.

12. Ленин В.И. Задачи русских социал-демократов. Полн.собр. соч., т.2, с.435-470.13

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.